— Покажитесь нам за чертой этого круга в приятном для глаз облике, не устрашающем и не безобразном, ибо сегодня настала та самая ночь, для меня хранимая, — обратился к ним Ангел.

В ответ раздался звонкий смех четырех резвящихся девушек, проявившихся в полупрозрачных желтых платьях.[152] Две из них держали в руках по зеленому и красному яблоку, а две других — полевые цветы. Хитро прищурив глаза, они манили к себе Избранника:

— Иди к нам, красавчик. Не верь Сатане. Кто с ним поведется — к тому смерть подкрадется. Он властью одержим, ему не до веселья. Хочешь, мы окружим тебя лаской и шепнем на ушко, сколько лет тебе Господь еще отвел. Тогда ты точно поймешь, что с тебя довольно суеты.

Девушки звонко рассмеялись, но сразу притихли, когда три удара посоха о каменный пол эхом разлетелись по храму.

— Зачем ты нас позвал, Яд Божий?[153] Какое имя сможешь дать ты сыну своему? Нет записи о нем у Бога в Книге жизни, ибо его душа — твоя душа! — спросил открывшийся взору высокий коптский епископ в черной митре[154] с длинной седой бородой.

Сгорбленная старуха с посохом,[155] выросшая из снега, рассмеялась смехом, похожим на треск сотен ломающихся веток, и добавила, гневно блеснув глазами:

— Ведь если бы не позволил нам Вселенский дух, вещающий у Трона о делах великих, исполнить твою просьбу, кого бы ты из нас сегодня здесь увидел?

Скачущий на олене лучник,[156] над которым кружил ворон, отпустил натянутую до предела тетиву. Выпущенная им стрела сразила наповал убегающего от преследования крупного волка. Оглядевшись по сторонам, лучник втянул воздух носом:

— Чую запах свежей крови, но не вижу жертвы, обещанной нам.

— Выполните мою просьбу и вдоволь напьетесь жертвенной крови, — едва скрывая раздражение, ответил Сатана, не привыкший никого ни о чем просить.

Из стены проливного дождя, зашумевшего у огненной линии круга, выбежал пятилетний мальчик с бледным лицом,[157] одетый в платье, сшитое из серебряных нитей. Присоединившись к резвящимся девушкам, он сказал:

— Сестры и братья, не слушайте его, он всех обманет. Как только сотворим мы ему плоть, тотчас про нас забудет и будет продолжать он Богу приносить о нас дурные вести.

Рыцарь[158] в начищенных до блеска доспехах, держащий окровавленный меч в правой руке, а в левой — отрубленную голову воина, обратился к Дьяволу:

— На душах, тобою соблазненных, решил утвердить ты царство свое. Но всякая душа принадлежит Богу, а люди лишь только думают, что вправе ими распоряжаться.

— А кровь принадлежит по праву мне, а не тебе, отец обмана, ибо на землю пролита она. Вся кровь моя! — старческим голосом завопила старуха, угрожающе при этом размахивая перед линией огня изогнутым посохом.