— Похоже, что с вашей дочкой все в порядке. Няня говорит, что к утру ребенок будет совершенно здоров. Не хотите кофе, сеньора?
— Ты же знаешь, что меня раздражает это слово. Я себя сразу чувствую матроной, которая достает из корзины и вывешивает сушиться на веревку трусы мужа и белье своих шестерых детей.
— А почему шестерых? — рассмеялся Виктор.
— Семеро — это уже слишком даже для матроны, — в свою очередь улыбнулась Оливия, вынув из сумочки сигарету.
Слева от нее неожиданно появилась чья-то рука с зажигалкой, и, поскольку на ней не было белой перчатки, Оливия испуганно отпрянула. Подняв глаза на семнадцатилетнего смуглого официанта, она поправила очки, выискивая, к чему бы придраться, но, остановив взгляд на засаленной ширинке его черных брюк, за которой угадывалось внушительное хозяйство, свернула трубочкой пышные губки и сделала заказ:
— Не сильно поджаренную самую вкусную большую рыбу с шафраном и базиликом. Эспрессо с бурбоном без сахара и стакан нормальной воды сейчас, а то от вашей святой у меня скоро нимб над головой засветится.
Бросив еще один откровенный взгляд на ширинку брюк юноши, она достала из сумочки сто евро и, протянув ему, добавила:
— Проследите за тем, чтобы в женском туалете не было микробов, а еще лучше, попросите уборщицу, чтобы она тщательно вымыла для меня ваш — служебный.
— Си, сеньорита. У нас туалеты бесплатные, но в них всегда очень чисто. Хозяин строго за этим следит. Ваш депозит — сто евро.
— Это не депозит, это плата за стерильный туалет. У вас есть десять минут. Пока я буду пить кофе, распорядитесь, чтобы там навели идеальный порядок и ни в коем случае не распыляли освежитель воздуха. У меня на него аллергия. И пусть уборщица оставит там упаковку влажных салфеток, желательно с запахом ромашки. Ка-мо-ми-ле, понимаете меня, да?
— Си, сеньорита, на португальском будет «камомила». Хозяин тоже любит их запах.
— Надо же, камомила. А почему вы решили, что я сеньорита?
— Потому что у нас так принято называть молодых девушек.
— Прелесть какая. Я построю прямо на этом месте шалаш и буду здесь жить, лишь бы только все называли меня «сеньорита».
— Сеньор что-нибудь желает, пока повар будет готовить рыбу? — улыбнувшись, учтиво спросил молодой человек.
Романо сделал вид, что не услышал вопроса, поскольку стоял в двух метрах от края скамейки и в четырех — от официанта.
— У сеньора есть бинокль, он занят, — выдохнув целое облако дыма в сторону растерявшегося юноши, ответила за мужа Оливия, явно разочаровавшись, что «смазливый чертенок» не понял ее недвусмысленных взглядов и намеков.