Он уже хотел было повернуться к ней спиной, но линзы очков 65-летней Луизы зловеще заблестели под натиском энергии, исходящей из ее глаз в виде полупрозрачных искр.
— Я сказала еще далеко не все, что должна была вам сказать, — остановила она Сантори властной интонацией голоса, заставив его затаить дыхание. — Вас ожидает отец Торкватто. Он тоже не один. За пять минут до того, как вы спустились вниз, появился довольно странный тип и присоединился к нему. Он назвался епископом Бартанурой из Ганы. Но я хочу вам сказать, Ваше Преосвященство, что если у католиков такие сомнительные личности рукополагаются в сан епископа, то можно с полной уверенностью заявить, что рыба уже начала гнить с головы. Хотелось бы верить, что вы не были причастны к этому безобразию.
Пылая гневом, Луиза сильно сжала шариковую ручку, так что ее высохшие пальцы побелели.
«Надо же, сколько в ней злости», — подумал Сантори, не став благодарить ее во второй раз.
Луиза показалась ему больше похожей на надзирателя женского барака Освенцима, чем на сестру милосердия, поэтому он ограничился легким кивком головы и поспешил удалиться.
Святые отцы, сидящие на кожаных диванах внутри оазиса, окруженного с трех сторон мраморными колоннами и трехметровыми декоративными растениями в массивных горшках из белой керамики, были практически невидимы ни для кардинала, ни для людей великого приора, ожидавших его у входа.
Сантори отчетливо почувствовал нервное напряжение, витающее в атмосфере холла. На расстоянии двадцати метров от него возле рамки металлодетектора трое охранников из секьюрити больницы рефлекторно держали правую руку на кобуре, готовые в любую секунду устранить опасность, грозящую высокопоставленному гостю. Возле лифта бесцельно маячили три «врача» со сломанными носами и квадратными подбородками, бросая косые взгляды на священнослужителей, ожидающих кардинала.
Как только он вышел из-за колонны, отец Торкватто поднялся с кресла и расплылся в улыбке, не выпуская кейса из рук. Обняв Сантори одной рукой, он шепнул ему на ухо:
— Я принес шкатулку и сердца своих братьев. Мы пойдем с вами до конца во имя спасения веры.
Похлопав падре по плечу, кардинал взглянул на типа лет пятидесяти, нарядившегося в облачение епископа, и сразу понял причину небеспочвенного возмущения сестры Луизы и беспокойства охраны.
Экстравагантный худощавый мужчина с крупной татуировкой на лбу в виде перевернутого пентакля априори не мог быть католическим епископом даже в Гане. Он скорее был похож на рок-звезду из семидесятых годов прошлого столетия, плотно подсевшего на героин. Закрученные спиралью кверху в виде бараньего рога красные лакированные туфли на высокой платформе, два-три перстня, нанизанные на каждый палец, пирсинг в носу и на губах, длинные, ниспадающие до плеч волосы, многочисленные синяки и красные точки на вздутых венах кистей рук, — все свидетельствовало о том, что человек, решивший выдать себя за епископа, находился в давнем конфликте со своим внутренним миром и никак не мог привести его в порядок.