Когда случилась внезапная перемена, я спал. Деталей случившегося мне не суждено было узнать, ибо сон мой, хотя беспокойный и полный сновидений, был долгим. Проснувшись, я обнаружил, что наполовину погружен в липкую адскую трясину черного цвета, раскинувшуюся, насколько мог охватить мой взгляд, вокруг в волнообразной монотонности. Моя лодка лежала неподалеку.

Вы вправе подумать, что первой моей реакцией на столь кардинальное и неожиданное изменение обстановки было изумление, но должен признаться, что я скорее был испуган, чем удивлен; ибо в воздухе и в этой гнилостной почве присутствовало нечто столь зловещее, что страх пронизал все мое существо. Вся местность была покрыта гниющими тушками дохлых рыб и еще какими-то неописуемыми останками, высовывающимися тут и там из липкой грязи. Впрочем, нечего и пытаться обычными словами передать тот невыразимый ужас, что возникает у вас в абсолютной тишине и беспредельной пустоте. Не было никаких звуков, а в поле зрения оставалась лишь безграничная черная липкая слизь.

Солнце нещадно светило с неба, которое казалось мне почти черным, хотя на нем не было ни единого облачка; в небе как будто отражалось чернильное болото, лежавшее у меня под ногами. Пока я заползал в лодку, выброшенную на берег, мне пришло в голову единственное возможное объяснение случившегося. Вследствие небывалого вулканического извержения часть океанского дна поднялась на поверхность, обнажив то, что несчетные миллионы лет было спрятано под неизмеримыми толщами воды. Протяженность этой новой земли под моими ногами была столь велика, что, даже напрягая слух, я не мог уловить ни малейшего звука, похожего на шум океана. Не было видно также ни одной морской птицы над валявшейся вокруг падалью.

Несколько часов я просидел в лодке, предаваясь мрачным размышлениям. Моя посудина давала возможность укрыться от безжалостных солнечных лучей. Постепенно под влиянием сухой жаркой погоды почва теряла свою липкость, так что скоро можно было бы совершить небольшую пешую прогулку и осмотреть окрестности. Ночью я спал мало, а на следующий день приготовил запас пищи и воды для путешествия в поисках исчезнувшего океана и путей к своему спасению.

Утром третьего дня я счел почву достаточно сухой, чтобы можно было легко по ней передвигаться. Вонь от дохлой рыбы была невыносимая; однако меня занимали куда более важные проблемы, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а поэтому я смело двинулся вперед навстречу неизвестной цели. Весь день я упорно шел в западном направлении, ориентируясь на далекий холм, представлявший собой самое большое возвышение в раскинувшейся вокруг пустыне. Ночь я провел под открытым небом, а на следующее утро продолжил свой путь к холму, расположенному дальше, чем представлялось сначала. К вечеру четвертого дня я достиг подножия холма, оказавшегося к тому же куда выше, чем показалось мне издалека; предварявшая холм долина подчеркивала его выпадение из окружающего пейзажа. Слишком уставший, я ре-шил перенести начало восхождения на утро и заночевал в тени холма. Не знаю, почему этой ночью мне снились кошмары; однако не успела еще над равниной взойти ущербная и причудливо выгнутая луна, как я проснулся весь в холодном поту с твердым намерением больше не засыпать. Видения, представшие мне во время сна, были слишком страшны, чтобы пережить их еще раз. В лунном сиянии я увидел, насколько неразумным было мое решение совершать пешие переходы днем. В отсутствие палящего солнца путешествие стоило бы мне куда меньших затрат; сейчас я готов был начать восхождение, которого столь страшился на закате. Прихватив свою поклажу, я отправился на гребень холма.