Мне было восемь лет. Я жил с ними.

Мой дядя смотрел из окна пустого фермерского дома на сухие пыльные просторы пустыни, простиравшееся во все стороны.

— Принеси нам что-нибудь поесть, — сказал он Дженни, моей кузине.

Она прошла на кухню без мебели и заглянула в каждый шкафчик. Ничего, кроме пыли.

— Кто бы здесь ни жил, еды он не оставил.

Она ждала ответа дяди, а когда он ничего не сказал, пожала плечами и, взяв метлу, прислоненную к стене, начала выметать грязь из дома.

В ту ночь мы спали на полу.

На следующий день дядя встал еще до рассвета, верхом на тракторе пытался возделывать эту сухую бесполезную землю, пытался вырастить нам немного еды. Дженни развешивала занавески, решив сделать дом пригодным для жилья.

Тогда мы с Лейном пошли поиграть. Мы гуляли, осматривались, разговаривали, бросали комья грязи, решили построить клуб. Он убежал и принес нам два совка, и мы начали копать. Мы оба хотели подвал в нашем клубе.

После почти часа копания под жарким Аризонским солнцем наши инструменты наткнулись на дерево. Мы копали быстрее, глубже и сильнее и обнаружили, что дерево было частью люка. Я повернулся к моему кузену.

— Интересно, что под ним?

— Есть только один способ узнать, — сказал он. — Открыть его.

Тогда я просунул руки под доску и потянул вверх. Холодная дрожь пробежала по мне, когда я увидел лестницу, спускающуюся в землю. Лестницу, ведущую в коридор. Я обернулся, и мой кузен был уже не мой кузен, а ухмыляющаяся щербатая Аппалачская женщина.

— Выключи свет в конце коридора, — сказала она.

Я стоял перед магазином Майка, сбитый с толку. Я не знал, где нахожусь. Что случилось с коридором? Я удивился. Где же женщина? Мне потребовалось около минуты, чтобы привыкнуть. Потом я понял, что это — реальность; ярмарка, переулок, коридор и ферма — нет.

И мне стало страшно. До этого, происшествия всегда казались снами. Даже когда они начинали происходить днем, они были явно иллюзиями, соседствующими с реальным миром. Но теперь иллюзии стали естественными, сюрреализм — реальным.

Я проигрывал битву.

Если бы только Кэти была рядом. Мы вдвоем могли сдержать прилив; мы вдвоем могли перекрыть поток. Возможно, у нас даже было бы какое-то подобие нормальной жизни.

Теперь, впрочем, я был один.