Автоматная очередь прошила плоть, разорвав легкие и сердце твари. Непроизнесенное слово так и не прозвучало. Через миг остался только труп в луже крови посреди комнаты.
— Эй, старина, — сказал солдат. — Угощайся.
Он передал мне бутылку. Я отхлебнул из горлышка.
— Серьезная штука, — сказал он, рассматривая мое ружье. — А мне вот мое больше нравится, как нажмешь на спуск, так сразу рок-н-ролл. А тут один бабах, и все.
— И одного бабаха бывает достаточно, если стрелять умеючи.
Парень рассмеялся:
— Ага. Это ж главное. Эх, слышал бы ты, какие сказки обо всем этом рассказывают в Зоне безопасности. Перед тем как нас сюда забросить, нам показали какие-то невнятные телерепортажи… Ученые чего-то вещали, священники всякие. Эти твари нас без горчицы жрут, а мы их забалтывать будем, что ли?
— Я как-то раз встретил ученого, в лаборатории, — сказал сержант. — У него ко лбу чьи-то кишки прилипли, а сам он стоял на четвереньках и жевал ногу мертвого санитара. Ну я его и пристрелил.
Все рассмеялись. Я сделал еще один глоток и передал бутылку дальше.
— Да хрен с ним, — сказал солдат. — Что толку в этом разбираться? Нет, правда, кому оно все нужно?
— Знаешь, — ответил ему приятель, — говорят, что невозможно бороться с тем, чего не понимаешь. Может, и с этими тварями так же. Никто же не знает, откуда они взялись. И что они вообще такое.
— Мендес, что за фигня? Мне плевать, что они такое, я их потроха сапогами давил. А больше я ничего знать не обязан.
— Может, сегодня и не обязан, Квинлан, а вот в перспективе… ну, скажем, завтра, когда мы столкнемся носом к носу с их папашей…
Солдаты умолкли, обмениваясь встревоженными взглядами.
Сержант улыбнулся и покачал головой:
— Что, решил философом заделаться, Мендес? В дозор пойдешь первым. У тебя будет много времени, чтобы найти ответы на все мучающие тебя вопросы. Вот потом нам все и объяснишь. Если, конечно, тебя не съедят до вечера.
Смеясь, солдаты достали из вещмешков сухой паек. Паренек вернул ружье, пожал мне руку:
— Джамал Квинлан. Из Детройта.
— Джон Далтон. Местный шериф.