—
Она не ропщет, она все понимает. Человеческие уловки бесполезны. Доктор и его настойки примитивны, медсестра дерзит, бродит тут с кислой лесбийской ухмылкой.
На пороге смерти существо смеживает человеческие веки своего носителя, прислушиваясь к слабеющим органам чувств. Слышит цоканье каблучков по мрамору и плитке, вдыхает больничные запахи: зеленое мыло, половая мастика, нашатырный спирт. Дезинфицирующее средство.
Сестра Грейди возвращается, помахивая склянкой на ходу. В склянке искрится опиум, вода и растворяющиеся спирали сахара, сверхъестественно осязаемые, небулярные, галактические в своей основе. Сестра раскраснелась, движения ее излишне резки.
— Только не воображайте, — фыркает она, — что я забыла те ужасные вещи, в которых вы обвиняли меня вчера!
— Вы — та толстуха, которая меня мыла.
— Обвинить меня в… неподобающем поведении! Я делаю только то, за что мне платят: тру губкой пациентов, которые вспотели и испачкали себя.
— Вы меня трогали, лапали меня, — напоминает она жирной свинье.
— Я лишь исполняла свои обязанности.
— Вы пялились на мою наготу.
— На животе у вас татуировки, какие-то символы странных цветов, которые ползают, как жуки. Особенно рядом со швами. А еще кто-то надел на вас меховые ботинки. Вылитые копыта.
Сюзи смотрит в потолок, отказываясь верить.
— Мое тело меняется?
— Когда эфир выветрился и вас перестало рвать, татуировки исчезли. Понятия не имею, как вы избавились от копыт. Какой-то фокус. Мое дело маленькое, — пыхтит сестра, — я лишь исполняю свою работу.
В доказательство свиноматка демонстрирует накрахмаленный фартук, неестественно белый на свету, который проникает между прутьями больничных решеток.
— Вы лапали плоть носителя, — заявляет множественная Сюзи. — Вы ее гладили.
— К вашему сведению, дамочка, я прикасаюсь к плоти, только когда священник помещает облатку мне на язык!
— Вы трогали