Страх камнем давил на грудь. Слезы текли по щекам.

«Нужно было уехать еще пару дней назад, домой, к мужу. Зачем я осталась? Зачем?!» — крутилась мысль.

Трей кивнул в сторону окна.

— Спорим, ты не в курсе, что я видел твой маленький спектакль по ночам? А ты еще та грязная шлюшка, да? Любишь поиграть с собой во сне, да?

Тошнота усилилась.

— Господи, я думала, это Эрни!

— Эрни? — окрысился Трей. — Этот никчемный кусок дерьма? Я переломил ему хребет, когда опускал в воду, чтобы он видел, как крабы едят его живьем. Какого черта!

— Но ведь он тоже тебе помогал? Полиция штата сказала, что вчера вечером он поджег доки.

Трей нахмурился.

— Этот деревенщина не смог бы и собственное дерьмо поджечь. Это был я! Он попытался остановить меня, поэтому я надрал ему задницу, осыпал наркотой и подал крабам на ужин.

Патрицию снедал ужас, но узнать, что Эрни не причастен к ужасным событиям последних дней, было приятно.

— Я... я не знала.

— Спорим ты еще кое-чего не знаешь? — голос Трея помрачнел. Он потянулся к своему лицу...

И вынул изо рта протез. Патриция была близка к тому, чтобы проглотить собственную рвоту, когда поняла, о чем он говорит.

На месте двух передних зубов сержанта Трея зияла пустота.

— Ну что, вспомнила меня? — выдохнул Трей.

— Боже мой, я подумала, что это был Эрни. У него не было двух передних зубов, когда парамедики выносили его из залива.

— А, да это ерунда. Когда я драл ему задницу в доках, то выбил зубы и сломал ребро. Заруби себе на носу: той ночью именно я сорвал твой цветочек на поле Боуэна.

Патриции хотелось умереть. Прямо сейчас.

— Я тебя еще в воде приметил, — признался Трей. — Ничего не смог поделать — черт, я тогда был совсем юнцом. Цыпочка, голая, одна в лесу? Да она сама напрашивается.