Сангри, вздрогнув, проснулся и приподнялся на постели.

— Скорей, глупый вы человек! — закричал я возбужденно. — Зверь был в вашей палатке, у самого вашего горла, а вы спите как убитый. Вставайте! Где ваше ружье? Он только что скрылся за вашим изголовьем. Скорей, а то Джоан…

Сангри был цел и невредим и даже успел стряхнуть с себя последние остатки сна, но это почему-то лишь укрепило меня в убеждении, что привидевшееся мне чудовище вовсе не зверь, а некая неведомая и устрашающая форма жизни, о которой я как будто смутно помнил — вероятно, что-то читал, — но в реальности, органами чувств никогда прежде не воспринимал.

Сангри тут же вскочил и пулей вылетел наружу. Он дрожал и был белым как мел. В лихорадочной спешке мы начали поиск, но обнаружили лишь следы, ведущие от дверей его палатки через мхи к палатке женщин. Отпечатки когтистых лап вокруг палатки миссис Мэлони, где теперь спала Джоан, привели канадца в ярость.

— Знаете, что это за зверь, Хаббард? — задыхаясь, прошипел он. — Это волк, проклятый волк, заблудившийся на островах и смертельно изголодавшийся — он готов на все. Помоги мне бог, я уверен, это волк!

В возбуждении Сангри нес всякую чепуху. Заявил, что будет спать днем, а ночами подстерегать зверя, пока не убьет его. И вновь гнев канадца вызвал у меня восхищение, но я увел его подальше, чтобы он не перебудил весь лагерь.

— У меня есть план получше, — осадил его я, внимательно вглядываясь в лицо молодого человека. — Думаю, мы столкнулись с какой-то потусторонней сущностью, с которой нам справиться не под силу. Я собираюсь вызвать сюда того единственного человека, который может нам помочь. Сегодня же утром мы отправимся в Воксгольм и дадим ему телеграмму. — Сангри посмотрел на меня как-то странно, выражение ярости сменилось на его лице выражением тревоги. — Джон Сайленс во всем разберется.

— Полагаете, это что-то такого рода? — пробормотал канадец запинаясь.

— Уверен.

После недолгой паузы он, заметно побледнев, задумчиво сказал:

— Это хуже, намного хуже, чем что-либо материальное. — Потом перевел взгляд от моего лица к небу и с внезапной решимостью добавил: — Едем! Ветер поднимается. Отправимся сейчас же. Из Воксгольма вы сможете немедленно позвонить или дать телеграмму в Стокгольм.

Я послал его готовить лодку, а сам, воспользовавшись случаем, побежал предупредить Мэлони. Прелат спал очень чутко и вскочил, как только я просунул голову в палатку. Я быстро рассказал ему все. И тут, заметив, сколь мало он удивился, выслушав мой сбивчивый рассказ о последних событиях, я впервые поймал себя на мысли: а не видел ли его преподобие сам что-то такое, о чем считал разумным не сообщать всем остальным?