Стиглер вытянул тощую шею и выглянул из окна. Ну да, вот он, расселся на скамейке, толстый лентяй. Берту не зря показалось, что он не слышал, чтобы тот спускался с крыльца. А ведь парень еще совсем молод и наверняка достаточно силен, чтобы работать, – у толстых людей и мышца должна быть соответствующая, столько веса приходится таскать! – но ему приятнее сидеть без дела, жрать сандвич и пялиться в пустоту, и еще неизвестно, какие греховные мысли крутятся у него в голове. Брат Нафан Лундт был прав: такие люди ожидают, что всю работу за них сделает кто-то другой, а сами и пальцем не пошевелят. Развалившись вот так, со своими туго набитыми карманами, перед заведением, которое было гордостью общины, он подавал дурной пример, Нужно было не слушать Амелию и убрать эту скамью много лет назад. Он ведь предупреждал, что она послужит приглашением к праздности, но жена убедила его, что старикам нужно местечко, чтобы передохнуть. Как будто старикам в этой жизни больше нечем заняться, кроме как сидеть и пялиться на улицу. А от этого бездельника перед магазином может страдать торговля!
Стиглеру показалось, что стеклянная дверца холодильника на другой стороне магазина немного приоткрыта. Ничего удивительного, этот чужак легко мог оставить ее нараспашку, тратя драгоценный газ, цена которого только что поднялась на доллар двадцать за канистру. Стиглер торопливо прошел подошел к холодильнику и с легким разочарованием обнаружил, что дверь на самом деле закрыта. Он развернулся проверить, не просыпалось ли зерно из мешка, в котором копался горожанин. И увидел червей.
Зерно ими просто кишело. Стиглер внезапно осознал, что в мешке их десятки, нет, сотни! Крохотные белые существа почти такого же цвета, как сама кукуруза, извивались и скользили между зернами, как обитатели какого-то дьявольского города.
И пусть Стиглер и заверял себя в том, что горожанин тут ни при чем, что черви наверняка плодятся в мешке не первую неделю, что виной этому необычно жаркая погода и тот, кто продал ему зерно (не брат ли Хам Стадемайр?), – в его мозгу уже установилась связь: чужак мог что-то испортить, просто дотронувшись. Прямо как в Библии, от одного его прикосновения появляется скверна.
Берту не терпелось рассказать об этом брату Нафану. Он уже воображал, как тот выпучит глаза, сердито сдвинет брови и яростно сожмет кулаки.
Берт Стиглер не был дураком. Он отлично понимал, отчего Лундт невзлюбил чужака, – все из-за худенькой рыженькой девушки, которая в то воскресенье заходила вместе с ним в магазин. Стиглер видел, как Нафан то и дело поглядывал в ее сторону, и сочувствовал здоровяку: все знали, что сестра Анна не дает мужу спуску.