Но в следующую секунду Фрайерс увидел сквозь окно гостиной фары приближающейся по дороге машины и вышел наружу, чтобы ее встретить.
Даже в темноте и без очков он сразу понял, что автомобиль не похож на полицейский, а крошечная сгорбленная фигурка внутри – явно не коп. Подойдя ближе, Фрайерс увидел жалобно смотрящее на него сморщенное женское личико.
– Дорога все время пыталась меня скинуть, – сказала гостья. – Не думала даже, что доберусь. Мой муж здесь? – только теперь Фрайерс неуверенно признал Кору Гейзель.
Из дома вышел Матфей, за ним показался медвежий силуэт Лундта. Потом к ним присоединились и двое других членов Братства и помогли пожилой женщине выбраться из машины. За низким гулом, который становился все более настойчивым, Фрайерс расслышал, как она рассказывает им что-то про бегающих по дороге животных и собственном страхе, что дорога разверзнется и проглотит ее машину.
Пока остальные разговаривали, он смотрел вверх, на все еще лишенное звезд небо, и думал о прекрасной молодой женщине, труп которой лежал за домом, и еще одной, пропавшей неизвестно куда. За дорогой величественно поднималась луна и казалась глазом какого-то громадного циклопа; поперек полей протянулись огромные тени деревьев. Этой ночью она была полной – второе полнолуние месяца – и почти болезненно яркой. Без очков Фрайерсу показалось, что в ее лике появилось что-то новое, мрачное и злонамеренное. Но в то же время он почувствовал новый, невероятный прилив надежды: может, при свете луны они смогут отправиться на поиски Кэрол – как прежде другие искали при лунном свете двух других пропавших девушек…
На Фрайерса нахлынули воспоминания, и он крикнул другим:
– Вы хотите найти Сарра? И Кэрол? – Они умолкли и уставились на него с недоверием и надеждой. – Кажется, я знаю, где они.
Лундт склонил голову на бок.
– И где же?
Фрайерс кивком показал куда-то мимо дома и ручья, в сторону леса.
– В Закутке Маккини.
* * *
К тому времени, как существо на холме закончило петь, ночь вступила в свои права, небо стало бархатно-черным. В уголках его рта виднеются крошечные кровавые полоски – там, где неестественно широко распахнутые челюсти растянули кожу, и она начала рваться, как старая бумага. Землю у него под ногами теперь сотрясают размеренные удары, в воздух взлетают облачка пыли, будто весь мир с лесами, городами и морями содрогается от биений громадного сердца.