Он бежал, но какой был в этом толк, когда черный человек мог видеть в темноте? А спустя какое-то время темный человек начинал напевать: Пошли, Ларри, пошли, мы будем вмеээээээсте, Ларри…

Он начинал ощущать дыхание черного человека у себя на плече, и в этот момент он с усилием выбирался из сна, а крик либо застревал у него в глотке, как горячая кость, либо вырывался у него изо рта так, что можно было разбудить мертвых.

В дневное время видение темного человека исчезало. Он работал исключительно в ночную смену. А днями над ним приходило работать Одиночество, вгрызаясь в его мозг острыми зубами какого-то неутомимого грызуна — крысы, а может быть, ласки. Днями он думал о Рите. Снова и снова в своем сознании он снова и снова переворачивал ее и видел эти глаза-щелки, похожие на глаза животного, умершего от удивления и боли, и этот рот, который он когда-то целовал, забитый теперь застоявшейся зеленой рвотой. Она умерла с такой легкостью, ночью, в том же самом поганом спальном мешке, а теперь он…

Ну что сказать, сходил с ума. Именно так и было, разве не так? Именно это с ним и происходило. Он сходил с ума.

"Сумасшедший", — простонал он. "Господи, я становлюсь сумасшедшим".

Уцелевшая рациональная часть его сознания подтверждала, что, возможно, это так и есть, но в данный момент страдал он не от этого, а от теплового удара. После того, что произошло с Ритой, он уже был не в состоянии ехать на мотоцикле. Перед ним постоянно маячило видение собственной плоти, размазанной по всему шоссе. В конце концов он отправил мотоцикл в канаву. С тех пор он шел пешком — как долго? четыре дня? восемь? девять? Он не знал. После десяти часов утра температура поднялась выше девяносто градусов по Фаренгейту, сейчас было почти четыре, солнце било ему прямо в спину, а шляпы на нем не было.

Ларри потерял много веса и сейчас балансировал на тонкой метафорической (или метаболической?) грани между худобой и истощением. У него отросла борода. Глаза его глубоко запали и сверкали в глазницах, словно маленькие затравленные зверьки, попавшиеся в рядом расставленные ловушки.

"Сумасшедший", — простонал он снова. Безнадежное отчаяние своего собственного скулящего стона испугало его. Неужели дела зашли так далеко? Когда-то существовал Ларри Андервуд, записавший пластинку, имевшую неплохой успех, человек, у которого были фантазии о том, что он станет Элтоном Джоном своего времени… а теперь этот парень превратился в разбитое создание, ползущее по черному покрытию шоссе № 9 где-то на юго-востоке Нью-Хемпшира. Тот другой Ларри Андервуд не мог иметь никакого отношения к этому ползучему скату… к этому…