Было полвторого утра; в сгоревшем ресторане любились кошки. Когда Барберио отпихнул несколько досок ограды и скрылся в тени, они в испуге исчезли в сорняках высотой в человеческий рост. Здесь пахло человечьей и кошачьей мочой, мусором и старой гарью, но для него это было убежище.

В поисках опоры Барберио привалился предплечьем к задней стене «Дворца кино», и его обильно вырвало ликером и кислотой. В стороне у стены, буквально в нескольких шагах, обнаружился сооруженный какими-то детьми навес из балок, обугленных досок и рифленого железа. «Идеально, – подумал он, – убежище внутри убежища». Пой-Пой смотрел на него, растягивая в улыбке перемазанные жиром губы. Тихо постанывая (боль в животе сегодня разыгралась не на шутку) и держась за стену, он доковылял до навеса, пригнулся и нырнул в дверной проем.

Не только он облюбовал для сна это место: присев, Барберио чувствовал под пальцами сырую дерюгу, а где-то слева зазвенела о кирпичи бутылка. Он старался не думать о висевшем в воздухе запахе – словно где-то прорвало сточную трубу. В целом тут было погано; зато безопаснее, чем на улице. Он прижался спиной к стене «Дворца кино» и медленно выдохнул, отпуская свои страхи.

Всего в квартале – может, в половине квартала – от него послышался надрывный вой полицейской сирены, и только обретенное чувство защищенности исчезло без следа. Они его загоняли, он был в этом уверен. Обдурили его, позволили ему думать, что он ушел от погони, а сами все это время неотступно следовали за ним, словно акулы, тихо и незаметно, а теперь он устал настолько, что не сможет оказать им никакого сопротивления. Черт: он пристрелил копа, но, когда они его сцапают, ему такая участь не грозит. Его они распнут.

О’кей, Пой-Пой, что дальше? Кончай удивленно таращить глаза и помоги мне выбраться.

Пару секунд ничего не происходило. Потом воображаемый бог улыбнулся, и Барберио, по чистой случайности, почувствовал спиной дверные петли.

Охренеть! Дверь. Он привалился к двери.

Рыча от боли, Барберио повернулся и провел рукой по прятавшемуся у него за спиной драгоценному выходу. На ощупь это была маленькая вентиляционная решетка всего три на три фута. Может быть, она вела в погреб, а может, в чью-то кухню – какая, нахрен, разница? Внутри безопаснее, чем снаружи: это самый первый урок, который каждый младенец получает вместе со шлепком.

Вой сирены стал громче, у Барберио по спине побежали мурашки. Мерзкий звук. Сердце от него так и заходится.

Он зашарил толстыми пальцами по краю решетки в поисках какого-нибудь замка, и, конечно, мать его дери, там был висячий замок, как и все остальное, заросший ржавчиной.