Невероятное, невозможное расстояние до шоссе ее потрясло; но и Кэл – его она тоже успела увидеть – сбил с толку не меньше. И не потому, что ушел слишком далеко. Нет: он был как раз близко! Она видела, как он вынырнул из травы меньше чем в десяти футах! Почему же обоим приходится кричать во всю мочь, чтобы услышать друг друга?

Бекки все сидела в грязи: липкой, мягкой, теплой, словно материнская утроба. В траве сердито жужжали насекомые.

– Осторожнее! – донесся издалека крик мальчика. – Вдруг вы тоже потеряетесь?

А следом – короткий взрыв смеха, этакий развеселый нервный смешок. Смеялся не Кэл – и на сей раз не мальчик. И не его мать. Смех донесся откуда-то слева и стих, поглощенный неумолчной песнью насекомых. Мужской смех. И как будто… пьяный?

Бекки вдруг вспомнилось, как Безумная Мамаша кричала: «Тобин, милый, молчи! Он услышит!»

«Да что за херня?!»

– Да что за херня?! – заорал Кэл, словно прочел ее мысли.

Неудивительно: у них всегда так было. «У Кэла и Бекки одна голова на двоих», – говаривал мистер Демут. «Два сапога пара», – добавляла миссис Демут.

Наступило короткое молчание: лишь тянули свое «ж-ж-ж-ж…» насекомые и шелестел ветер в траве. А затем снова, во всю мощь легких:

– ЧТО ЗА ХЕРНЯ ЗДЕСЬ ТВОРИТСЯ?!

↓

Примерно пятью минутами позже Кэл ненадолго потерял голову.

Случилось это после того, как он попробовал один эксперимент. Подпрыгнул, выглянул на дорогу, затем подождал и, сосчитав до тридцати, подпрыгнул и взглянул еще раз.

Приверженцы строгой точности, пожалуй, здесь возразят: раз уж Кэлу пришел на ум такой эксперимент, значит, он уже начал терять голову. Но к тому моменту реальность для него стремительно превращалась во что-то вроде грязи под ногами – такое же нестойкое и ненадежное. Самая простая вещь – найти сестру, идя на ее голос, – ему не удавалась: когда он шел налево, голос звучал справа, стоило повернуть направо – голос перемещался налево. И в какую бы сторону он ни шел, кажется, все удалялся и удалялся от дороги.

Он подпрыгнул и сфокусировал взгляд на шпиле церкви – ярко блестящем копье, вознесенном в синее, почти безоблачное небо. Странно: сама церковь бедненькая, а шпиль как у собора. «Кучу денег, наверное, на него потратили», – подумал он. Хотя отсюда, с расстояния примерно в четверть мили (что само по себе безумие – он прошел никак не больше сотни футов!), Кэл не видел ни заколоченных окон, ни облупившейся краски на стенах. Не мог разглядеть даже собственную машину, стиснутую на стоянке меж других, таких же неразличимых. Впрочем, разглядел пыльный «Прайус» в первом ряду. И очень постарался не вспоминать о том, что заметил у этого «Прайуса» на пассажирском сиденье – деталь из дурного сна, о которой Кэл не готов был размышлять прямо сейчас.