Внутренний голос – тот, который Кэл изо всех сил старался не слушать – подсказывал, что именно он увидит. «Кэл, старина, – нашептывал он почти весело, – все здесь движется, и ты тоже! Трава плывет, и ты вместе с ней. Наконец-то ты, братишка, стал един с природой!»

Когда усталые ноги снова вознесли Кэла в воздух, он увидел шпиль церкви слева от себя. Ненамного, однако определенно левее. Кэл сдвинулся относительно церкви вправо – так, что видел теперь не переднюю сторону дорожного знака, а его серебристый алюминиевый зад. А кроме того – в этом он не был уверен, но, кажется, дорога еще немного отдалилась. Как будто, считая до тридцати, он сделал несколько шагов назад.

Где-то снова залаяла собака: «Гав, гав!» Где-то играло радио. Кэл не мог различить мелодию, только ритмичный звук басов. Насекомые тянули свою единственную безумную ноту.

– Да ладно! – сказал Кэл вслух.

Привычки говорить с самим собой за ним не водилось. Даже напротив: подростком он увлекался буддистскими практиками и гордился тем, как надолго ему удавалось останавливать внутренний диалог. Сейчас же говорил вслух и сам этого не замечал.

– Блин, ерунда какая-то! Такого не может быть!

Он не только говорил, но и шел – шел к дороге, тоже едва это замечая.

– Кэл! – закричала Бекки.

– Такого не может быть! – решительно повторил Кэл, продираясь сквозь траву.

Нога за что-то зацепилась, и он упал на колени в лужицу болотистой воды. Горячая вода – не тепловатая, а по-настоящему горячая, как в ванне, – плеснулась ему на ширинку, и на миг Кэлу показалось, что он обмочился.

Вот это, пожалуй, и стало последней соломинкой. Он вскочил на ноги и побежал. Трава хлестала его по лицу – жесткая, с острыми краями. Одно зеленое лезвие хлестнуло под левым глазом, и Кэл ощутил острую боль, словно от укуса насекомого. От боли неловко отдернулся и побежал еще быстрее – как только мог.

– По-мо-ги-те! – снова раздался голос мальчика.

И что бы вы думали? «Помо…» – донеслось слева, а «…гите» – справа, словно в каком-то канзасском «долби-стерео»!

– Такого не может быть! – закричал Кэл. – Не может быть! Твою мать! Не может быть! Не может быть!

Слова слились в одно неразборчивое «неможбыть»; он и сам понимал, что орет полную чушь, что это глупо, но не мог остановиться.

Снова зацепился за что-то и упал, тяжело, не успев подставить руки. Теперь вся одежда его была в грязи – в темной, густой, теплой грязи, видом и даже запахом напоминающей фекалии.

Кэл поднялся, пробежал еще пять шагов, и тут трава обвилась вокруг ног – ощущение, точно он ступил в колючую проволоку, – и черт его побери, если не грохнулся в третий раз! В голове загудело, словно там обосновался рой мух.