– Папа умер, – прошептала Катя, отползая на локтях.

– Ошибаешься, – засмеялся лжепапа. – Он жив-здоров, потому-то я здесь.

– Нет, – беспомощно повторяла Катя. – Нет…

– Твоя бабушка послала меня к нему, – продолжал «ненаш», – когда он подыхал в темнице, харкая кровью. Я исцелил его… я перенес его на волю… я занял его место в остроге… в петле… в могиле! Такое недешево стоит, девонька. И теперь я пришел получить свою плату.

– Нет! – всхлипнула Катя и зажала уши руками.

Лжепапа шагнул к Кате. Кожа на его висках вдруг вспухла буграми и лопнула, выпуская толстые кривые рога.

– К чему бишь я клоню? Ах да… Семейка у вас, прямо скажем, сущий гадюшник. Народ кругом – почище нашего брата. Одна ты чистенькая, Катерина, света луч в темном царстве. Зачем тебе эти страдания? Вот тебе тоже сделка: сними эту жгучую погань со своей нежной шейки, и я все сделаю быстро. Тело черту, а душу Боженьке. Не бойся, я тебя не съем! – Он оскалил острые зубы. – Это детские сказочки. Нашему брату тоже иной раз охота развлечься, и, ежели будешь со мною ласкова, я не стану сдирать с тебя кожу…

Катя закрыла глаза, и в голове замелькали образы: мальчишки толкают ее от одного к другому, смеются, таскают за волосы… Ленкина туфля, нацеленная в лицо, ее звонкий голос, пахнущая клубничной жвачкой слюна… Бабушкины безжалостные глаза… Дубовик с самодовольной ухмылкой на толстых губах… папа с окровавленным ножом в руке, глаза мерцают лихорадочным блеском. «Ты у меня уже большая… уже большая… уже большая…» А потом ей представилась мама. Стас, неуклюже собирающий ее рассыпанные вещи. И с новой силой захотелось жить.

– Убирайся! – закричала она, дрожащей рукой срывая с шеи цепочку и выставляя крестик перед собой. – Сгинь! Изыди! Пошел прочь!

Бес с шипением отпрянул, заслоняясь рукою.

– Дрянь! – выплюнул он. – А ведь я хотел по-хорошему.

Внезапно он взмахнул рукой и хватил Катю когтями по запястью. Она отчаянно закричала. Крестик, отлетев, уже в воздухе налился оранжевым светом и шлепнулся на пол кляксой расплавленного металла.

Раскинув руки, тварь ринулась на девочку, но та, увернувшись в последний момент, рыбкой нырнула под кровать.

«Ненаш» заревел от смеха. Его ноги загрохотали прямо у Кати перед лицом.

Ка-бум! Ка-бум!

15

15

Галя не чувствовала больше ни рук, ни ног. Даже боль в ранах, в распухшем лице, в кровоточащем лоне казалась чужой, далекой.

В ванной хлестала вода – Марк промывал укус, напевая что-то приятным своим баритоном.

Время от времени она проваливалась в полузабытье, перед глазами проносились какие-то образы, неясные, обрывочные…