Я стал проверять двери, они не поддавались, я добрался до последней справа и увидел, что она приоткрыта. Толкнул.

Незнакомый запах. Тяжёлый, берложный. Он вывалился на меня, и я отступил. Точно там, за дверью, находилось логово… Не знаю кого. Скорее всего, старого барахла. Шкуры убитых лосей, медвежьи чучела и прочая неудачливая лесная братва, когда-то она украшала холл особняка, потом сдружилась с молью и власоедом и превратилась в дрянь. Рога ещё, наверное, и головы, отволгли они по весне и теперь гнили в подвальной темноте. И воняли, и за время, пока они там хранились, эта вонь спрессовалась и обрушилась на меня тяжёлым войлоком.

А может, и не шкуры, не знаю… Передо мной была темнота, я шагнул, чтобы закрыть дверь и продолжить поиски туалета, хотя мне, если честно, уже почти перехотелось. От этой вони.

Я протянул руку, чтобы нащупать ручку двери.

В комнате щёлкнуло, сработал датчик движения, загорелся свет, и я увидел, что никаких чучел и шкур там нет. Там были только полки. То есть стеллажи вдоль стен, от пола до потолка. Надо было уйти, и я бы ушел, если бы…

Когда-то в этом доме жил художник.

Когда-то.

Потому что я был уверен, что сейчас он в нём не живёт – художнические предметы на полках были расставлены в чрезмерном порядке, даже с некоторой симметрией, художник так никогда их не расставил бы. И кисти. Кисти сухие и с виду мёртвые, они хранились в нераспакованных наборах и как-то печально выглядели, жалко, как не исполнившие своего предназначения. Кстати, на полках лежало много таких предметов. Новенькие коробки с красками, которые так и не распаковали, упаковки за годы хранения побледнели, а краски внутри скорчились и потрескались. Краски в тюбиках, тюбики сморщенные, похожие на вяленых гусениц, которым так и не удалось стать бабочками. Новые пожелтевшие альбомы. Несколько мольбертов, пара этюдников. Деревянные модели людей, похожие на безлицых и безносых буратинок, занимали почти целую полку, фигурки замерли в колючих сломанных позах, и мне отчего-то показалось, что они кричат. Нет, ни ртов, ни глаз у них не было, но всё равно казалось, что они кричат. Наверное, из-за рук, почти все эти манекенчики отчего-то держали себя за головы. Рамки для картин, пустые, стопками. Банки для краски, кюветы для воды, какие-то шпатели, и снова альбомы, и бумага в листах, и снова альбомы.

Я сначала решил, что это склад, что раньше лесопромышленник Лисин занимался канцелярскими и художественными товарами и теперь хранит в подвале товарные остатки. Но сразу понял, что нет, не склад. Холмы слишком маленький городок, вряд ли тут нашлось бы столько любителей живописи, чтобы держать здесь полноценный художественный магазин.