Проходя мимо одного банка, я заметил машину Мики, а затем и его самого. Он вышел с важным видом, потея в своём слишком тёплом для сентября костюме, сжав в одной руке картонный стаканчик с кофе – непременный атрибут любого делового миллениала, а в другой – тонкую жёлтую папку наверняка с чрезвычайно важными документами и телефон. От телефона к голове Мики тянулся проводок наушников, и он громко разговаривал, словно бы сам с собой, производя впечатление сумасшедшего. Я подошёл к нему и крикнул «Привет!», но удостоился только равнодушного беглого взгляда, после чего Мика, продолжая болтать, влез в машину со всем своим барахлом, подал засуетившемуся стоянщику копеечку и начал отъезжать.
– Ну и хрен с тобой, – сказал я и продолжил свой путь, с настроением не то чтобы испортившимся, но слегка затенённым на горизонте тучей неоформившейся мысли.
На площади Фонтанов я заглянул в Heavy Metal Cafe. Измученно улыбающиеся официанты у дверей сразу же предупредили меня, что мест нет и не будет, чему я не удивился: до тех пор пока вся продвинутая молодёжь не сделает здесь селфи и не зачекинится, их завышенные цены никого не испугают. Я ответил им, что ищу Джонни. Они подали Джонни. Моего лучшего друга было не узнать – лакейская улыбочка, таящая в своих углах пожелание сдохнуть. К счастью, при виде меня эта улыбочка у него поулеглась.
– А, это ты, – буркнул он. Я испытал облегчение.
– Я, и я всё ещё жив, а не покончил с собой.
– Да? П…ц! А я тут е…шу, времени нет даже покурить.
– Я что пришёл… Хотел тебе рассказать…
Тут Джонни позвали, он отвлёкся, и бросив мне: «Сорян, видишь, что тут у нас, потом расскажешь», – убежал. В его последнем обращении ко мне не было ни одного матерного слова, и это показалось мне зловещим признаком.
– Да, пропал чувак, – вздохнул один из официантов, глядя вслед моему другу.
– В каком смысле? – спросил я, встревожившись.
– Ещё пару дней назад играл в легендарной группе. Death and Resurrection. Их лидер летом покончил с собой. А теперь вот они распались.
– Логично. Нет лидера – нет группы. Он им песни писал, а теперь кто будет? – добавил другой.
– Вот жаль. Этот чувак мог стать легендой. – Первый официант огорчённо развёл руками, на которых я заметил характерные гитарные мозоли.
– Да мудак он был, – злобно выплюнул второй. – Если бы у меня такой талант был, я бы себя не убил. И ещё по такой мудацкой причине.
– Ладно, я пойду, – короткий диалог этих двоих вызвал во мне и гордость и досаду. Хотелось выкрикнуть им в лица: «Если я такой талантливый и музыка моя такая офигенная, что же вы раньше ничего обо мне не знали?!» Они даже не посмотрели на меня, поглощённые обсуждением моего безвременного ухода.