Фотографии шелестят в моих руках.

Я мог бы поехать на кухню прямо сейчас.

Или год назад.

Или два.

Или, когда позвонил Ксюше, чтобы просто услышать ее голос, а услышал, что ее больше нет. Умерла от быстротечной и редкой лихорадки через год после смерти дочери. Прошлое осталось там, где осталось.

Но я не могу ничего сделать. Потому что мы с ведьмой любим друг друга. То, что сидело внутри Леси, и то, что росло внутри меня. С каждым съеденным кусочком мертвой плоти я чувствовал, как что-то зарождается во мне, что-то темное, тяжелое, страшное и холодное. Оно росло каждый год, набиралось сил, взрослело. Оно любило ведьму, что пристраивалась на коленях и листала альбом. Оно любило ее запах изо рта, склизкие волосы, кривые зубы, впалые глаза и заросшие паутиной брови. Оно хотело жить вечно. А я не мог сопротивляться. Потому что знал, что наступит день, когда два дряхлых тела, израненных старостью, болезнями, и временем, рассыплются в прах и выпустят наружу что-то новое.

Я смотрю на газовую плиту, а черное прожорливое нечто управляет моим телом. В конце концов я сдаюсь и еду к окну, в которое пялюсь много лет.

Я помню все, что случилось со мной за это время. Мог бы забыть, но предпочитаю помнить. Добровольная пытка внутри сознания.

Химия, и ничего больше.

Умеренность

Умеренность

1

Она позвала из темноты переулка – и это было удивительно и странно.

Я блевал за углом бара «Хулиганс», исторгая непереваренные сосиски, китайскую лапшу, маринованные грибы и свиные уши вместе с литрами дорогого вишневого пива, которое на вкус было так себе, но зато помогало мне стремительно избавляться от мерзкой улыбки.

На глазах застыли слезы, из носа капало. Казалось, я сдохну прямо здесь, на морозе, в тусклом проулке центра города. Я был пьян до того отвратительного состояния, в котором мысли делаются вялыми и рваными, мир перед глазами плывет, хочется прислониться вспотевшим лбом к ледяной стене (о, какое же это удовольствие!) и остаться в таком положении навсегда. Мне нравилось.

– Иди сюда. – Я никого не увидел сначала, а только услышал бархатный женский голос. Будто меня звал призрак, будто это сам город снова решил развлечься со своим верным слугой. – Два шага в переулок, ну же. Не стесняйся.

Я несколько раз шумно противно отрыгнул. Мне стало стыдно за самого себя, за такое поведение, за то, что в который раз напиваюсь в одиночестве, блюю и точно знаю, чем закончу этот вечер. Предсказуемо приеду домой, свалюсь сначала в горячую ванну, потом в кровать и буду спать выходные напролет, изредка просыпаясь, чтобы заказать еду и пиво. Буду шлепать босыми ногами по квартире, выходить на балкон, чтобы покурить, и в голове будет тяжелая густая чернота. Иногда мне будет казаться, что я умер, но фальшивая улыбка в отражении зеркала снова и снова напомнит – ты живой! И никуда от этого не деться.