– Верь.

– И все?

– Да. Просто верь в победу добра над злом.

– Как в Тинкербелле, – сказал я.

– Нет, – возразила Райа. – Тинкербелл был порождением фантазии, и его поддерживала одна лишь вера. А мы с тобой говорим о таких вещах, как добро, милосердие и справедливость – а это все не выдумки. Они существуют независимо от того, веришь ты в них или нет. Но если ты в них веришь, тогда они заставят твою веру действовать. А если ты станешь действовать, ты поможешь тому, чтобы зло не одержало верх. Но только если ты станешь действовать.

– Именно это с тобой и произошло, – заметил я.

Она не сказала больше ни слова.

– Ты могла бы продать холодильники эскимосам.

Она молча глядела на меня.

– Меховые шубы гавайцам.

Она ждала.

– Лампы для чтения слепым.

Она не улыбнулась мне.

– Даже подержанные автомобили, – закончил я.

С глубиной ее глаз не могло бы соперничать даже море.

Позже, уже в трейлере, мы занялись любовью. В янтарном свете прикроватной лампы ее загорелая кожа казалась созданной из бархата цвета меда и корицы, кроме тех мест, где крошечные лоскутки открытого купальника защищали ее от солнца, – там эта безупречная ткань была бледнее и еще нежнее. Когда глубоко внутри ее мое мягкое семя внезапно начало разматываться стремительно-жидкими нитями, казалось, эти нити сшивают нас воедино, соединяют тело с телом и душу с душой.

Когда "я" наконец стал мягким, уменьшился в размерах и выскользнул из нее, я спросил:

– Когда мы отправляемся в Йонтсдаун?

– Завтра? – прошептала она.

– Добро, – ответил я.