— А есть разница? Кровь уже не идет.
— Это хорошо, — согласился я, — но мне бы следовало слезть вниз и поискать остатки повязки со спины. Она большая.
— Забудь про нее, — сказала Кэт.
— А если Снегович ее найдет?
— То — что случится? Когда он увидит, что нас нет в машине, он поймет, что мы подались в скалы. Куда нам еще деваться. Ему не нужна будет повязка, чтобы понять, где мы — прятаться тут больше негде. А теперь приляг, пожалуйста. Я еще не закончила.
Я откинулся на спину снова.
Кэт села по-турецки у моего плеча, склонилась надо мной и правой рукой продолжила обтирать мое лицо. Наверное, хотела, чтобы на мне не осталось ни капельки крови. Прервавшись ненадолго, она обмотала указательный палец тканью моей рубашки, послюнила и убрала потеки с моих век и уголков губ. Так обычно делают матери, вычищая чад от шоколадных разводов.
— Вот теперь — славно, — пробормотала она.
Расправив рубашку, она прикусила краешек подола и разорвала спереди до самого ворота. Орудуя быстро и умело, она превратила мою многострадальную одежку в ворох широких лоскутков с обтрепанными концами.
— Хорошая была рубашка, — вздохнул я.
— Уж прости, но в ее гибели не я виновата. Ты ее всю кровью заляпал.
Сделав из клочка что-то вроде заплатки, она мягко прижала ее к ране над бровью и прихватила длинной полоской потоньше.
— Носи с честью, — объявила она.
— Белую рубашку можно надеть два раза. Потом она становится серой и ее еще долго можно носить. С честью, — ухмыльнулся я.
Кэт рассмеялась.
— Все время я тебя чищу, — покачивая головой, она переключилась на мои грудь и живот. — Забавно, правда?
— Я просто такой монументальный человечище.
— Смотри, как бы твой монумент Снегом не завалило. — Кэт улыбнулась, но — как-то вяло и коротко. Потом — посерьезнела. — Мне очень жаль, что я впутала тебя в это, Сэм.
— А мне не жаль. Это факт.
— Я и думать не думала, что все пойдет так далеко. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Я думала, мы убьем Эллиота, свалим его где-нибудь в глуши, и этим все кончится. Как я только могла знать… что все будет