— Это не фургон?
— Нет, — сказал я. — Но, судя по этой решетке, тачка — из пятидесятых годов родом. Древность. Возможно, она там уже лет десять коротает.
— Жалко, что отсюда не видно шины, — сказала Кэт.
— Я вот лично сомневаюсь, что они у нее вообще есть, — хмыкнул я. — На таких машинах уже никто не ездит, Кэт.
— Старики — ездят.
— Старикам тут не место, Кэт. Там все уже явно давно и основательно заброшено.
— Да, так — на первый взгляд, но наверняка все равно сказать нельзя. Вдруг там живет старый старатель…
— Сомнительно. Но шахта, думаю, наверняка где-то там есть.
— Темная, прохладная шахта, — протянула Кэт.
— Которую искать и искать, — напомнил я.
Мы оба стояли на выступе, прикрывая руками глаза от солнца и ветра и щурясь вдаль. Я искал спуск в шахту на склонах, подпиравших руины. Кэт, думаю, высматривала то же, что и я. Но — ничего подобного, похоже, там не было.
— Вот куда Снегович пошел, — вдруг выпалила она. — Присмотрись, там можно увидеть следы шин. Они вроде как… исчезают и появляются.
Я, сколько не вглядывался, ничего не углядел.
Кэт указала пальцем — и пояснила, где смотреть. Я, наконец, увидел следы от шин. Они то появлялись, то пропадли — все верно. А сразу за тем местом, где мы потерпели крушение, две параллельные линии резко разворачивались и тянулись в сторону горняцких руин.
Их путь было трудно отследить. Где-то их прерывала скалистая порода, и, не ломая глаз, нельзя было сосредоточиться и поймать ту точку, где они начинались снова. В общем, они то и дело ускользали из виду.
Но даже учитывая все это, было ясно — до разрушенных лачуг Снегович все-таки доехал.
— Он все еще там? — спросила Кэт.
— Я не вижу фургон.
— Но смотри, обратного следа нет. Он