Светлый фон

Я прислонился спиной к стене и толкнул дверь в ее кривую раму. Она не закрылась до конца, и я слабо колотил по ней, чувствуя себя слабым, старым, маленьким и испуганным. Я слышал, как внизу бурлит вода, не останавливаясь.

Совсем как дождь.

Потом я закрыл глаза и перестал слушать.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Это было прошлой ночью. Теперь снова поздний вечер, или, по крайней мере, то, что в наши дни считается днем; эта тусклая серая дымка. Я писал всю ночь напролет и все утро, втискивая слова в эту маленькую записную книжку в спиральном переплете. Моя сломанная нога раздулась, как воздушный шарик, и на самом деле она больше даже не похожа на ногу. Несколько минут назад я расстегнул штаны, и то, что я увидел, вызвало у меня тошноту. Кожа на моем бедре стала блестящая, жирная и натянутая, как оболочка от сосиски. Как я уже говорил ранее, я ничего не чувствую ниже талии, и это благословение.

Я все время говорю, что больше не буду смотреть туда, но потом я смотрю. Болезненное любопытство, я думаю.

По крайней мере, на мне еще не растет белый пушок. Конечно, может быть, на данный момент это было бы благословением. Я все еще не знаю, что это такое и как это работает, но, возможно, это было бы быстрее, чем лежать здесь и страдать.

Я умираю. Или скоро умру, если не явится помощь. Мне нужно чудо, но в наши дни его, похоже, не хватает.

Я умру дома – в холоде, сырости и одиночестве. Не в постели и не в окружении друзей и семьи, а лежа на полу в луже воды. Один. Не так, как я себе это представлял.

Но я закончил это, и это все, что имеет значение. Я покончил со своей историей, со своим послужным списком. Моя история. Не знаю, имеет это значение или нет. Кто остался, чтобы найти ее? И все же она здесь. Я положу ее в безопасное место. Где-нибудь в сухом месте. И может быть, только может быть, кто-нибудь найдет это, прочтет и узнает, что я когда-то жил. Они узнают о Тедди Гарнетте и о том, что он видел, что он чувствовал и думал, и что он был за человек. Это единственный вид бессмертия, которым мы обладаем здесь, внизу; мы продолжаем жить в воспоминаниях тех, кто придет после. Другой вид вечной жизни, той, которой наслаждается моя Роуз, существует на другой стороне и недостижим для тех, кто остался позади – тех, кто остался в живых. Мы не сможем наслаждаться этим, пока не умрем.

С большим усилием и терпением, после нескольких приступов почти полного обморока от боли, мне все-таки удалось дотащиться до кухонной двери, чтобы выглянуть наружу. Навес для машины все еще был покрыт извивающимися телами, но нападение Бегемота на дом оставило цемент снаружи потрескавшимся и разбитым. Стол для пикника был опрокинут, а мой "Таурус" превратился в смятую громаду из стали и стекловолокна.