– Вот спасибо вам, господин коннетабль, – сказала толстуха и пошла к себе.

Не успел солдат сделать и трех шагов, как его снова окликнули, на этот раз Ёган:

– Господин, а конюх спрашивает, какой воз запрягать, большой или малый?

– Да большой… Не знаю я, на каком за мукой ездят, пусть малый запрягает.

– Ага, – понял Ёган. Не успел солдат сделать и пяти шагов, как слуга опять заорал: – А конюх тут спрашивает, денег вознице кто даст, чтобы за муку заплатить?

– Да разберись уже сам, – заорал Волков почти в бешенстве, – что ж за осел!

– Скажу тогда, чтобы в долг просил, – сказал Ёган.

Солдат не ответил, он уже поднимался по лестнице в покои в самом недобром расположении духа.

В зале было темно, тихо и сыро. В камине тлела пара головешек, на столе горела одна свеча. Обычно барон первым приветствовал Волкова, сейчас же он только глянул на него и уставился в камин. Солдат подошел и молча сел рядом с ним, посидел и сказал:

– Соллон сбежал.

Барон то ли не расслышал, то ли не отреагировал.

«К дьяволу все, – вдруг подумал солдат. – Какого черта я тут надрываюсь, рискую жизнью, получаю раны, а этот барин на меня и смотреть не хочет, и за что мне все это? За семь золотых монет, которых, может, и не будет? За кавалерство, которое мне, может, и не дадут? Скажу-ка Ёгану запрячь телегу, сложу вещички, а к утру буду уже в городе, а аудиторам отдам доверенность на продажу дома Соллона. И все, больше я тут ничего никому не должен».

Простые решения обычно самые верные.

Он встал, достал из кошеля бумаги, отложил доверенность на дом, а расписки кинул на стол рядом с кривым кубком барона.

– Что это? – спросил барон, глядя на бумаги.

– Это вас порадует, – ответил Волков и пошел к выходу.

– Стойте, Фолькоф! – крикнул барон.

Солдат остановился и повернулся к нему.

– Вы на меня злитесь?

Коннетабль промолчал.