– А ты? Ты сделал что-то? Помнишь, в какой квартире? – спросил папа.

Игнат кивнул. Он заметил, что у мамы на висках седые волосы. Раньше не замечал, а теперь вот заметил. Мама пробормотала:

– Как же мерзко…

Папа потянул Игната за руку. В молчании спустились на нужный этаж. Звуки шагов гулко отдавались по пустынной лестнице. Между этажами кто-то оставил на ступеньках ворох пустых бутылок и сигаретные окурки. Папа подхватил Игната подмышки и перенёс через всё это добро (хотя, какое же это добро, в самом деле?). Игнат вспомнил, что их семья всегда почему-то останавливалась в таких вот дешёвых и дурацких многоэтажках. Права была женщина – одни алкоголики и наркоманы.

(Здесь никто не будет смотреть на твой шарф и рваные губы.) На четвёртом этаже он быстро нашёл нужную дверь с щербатым глазком, показал папе ключ, который взял, выходя из квартиры женщины.

– Молодец, – сухо сказал папа хриплым и чуть булькающим голосом, словно в горло попал клочок наждачной бумаги. Игнат знал эти ощущения. – Я зайду первым, а ты стой здесь, хорошо?

Он несколько раз безуспешно пытался попасть ключом в замочную скважину. Когда, наконец, справился, выдохнул, открыл дверь и шагнул в полумрак коридора.

Игнат зажмурился.

Судя по звукам, папа прошёл по коридору, задевая целлофановые пакеты, зонты и одежду. Дверь, подавшись сквозняку с пролёта, начала со скрипом закрываться. Игнат не открывал глаз. Он представил в деталях, как папа идёт сначала на кухню – там у женщины грязно, захламлено, накурено, подоконник в сигаретном пепле и дохлых тараканах, а на батарее сушатся жёлтые куски марли. На кухне женщины нет. Тогда папа пойдёт в комнату, там, где по полу рассыпаны мармеладки. И ещё опрокинуто кресло – Игнат хорошо запомнил, как оно упало, задрав кривые ножки вверх. Папа всё увидит и всё поймёт. Не обрадуется. Заставит читать все три молитвы, раз за разом, пока не заболят губы и не охрипнет голос.

Из квартиры донесся шум. Что-то упало. Кто-то вскрикнул. А потом – глухие частые удары.

Игнат открыл глаза в тот момент, когда вышел папа. Лицо у него, руки, обнажённая шея были в мелких каплях крови. Глаза выпучены.

– Пойдём, – сказал коротко, сгребая Игната в охапку.

Вернулись в квартиру, где в коридоре ждала взволнованная мама. Игната оставили на пороге. Родители ушли в кухню, о чём-то там торопливо совещались.

– Я устала, – говорила мама.

И ещё:

– Когда-нибудь это закончится?

Игнат не знал, куда деваться. Ему вспомнилось, что он видел маму в больших жёлтых перчатках, кончики пальцев которых были в крови. Или это был один из тех страшных снов, из которых Игнат иногда не мог выбраться?