– Так вот, на следующий день после его смерти мама поехала забирать денежки, вместе с теми, какие она держит в своем личном сейфе в банке, и знаешь что? Все более ранние полисы оказались вовсе не на мамино имя, ты получаешь все. А новый? Поскольку он совершил самоубийство, не стоит ни цента.

Маленькая черная кошка потерлась о ноги Мелины, пока та осознавала его слова.

– Должен тебе сказать, меня уже начинает тошнить от кошек, – сказал Марио. – Есть тут какое-нибудь место, где их нет?

– В Помпеях полно собак, – рассеянно отозвалась она, не заметив, что к двум кошкам присоединилась третья.

– Я думал, ее кондрашка хватит, прямо там, на месте. Старик Калликратес, это страховщик, глядел на меня так, словно хотел сказать: «Уведи ее отсюда, пока она не померла у меня в кабинете!» Всю дорогу домой она потом стенала по-итальянски.

Тут Мелина сообразила, что Марио наслаждается своим рассказом, он даже ухмылялся.

– Дими, он ничего был мужик. Но мама держала его под каблуком, ну в точности как меня. Но должен сказать, он посмеялся последним.

– Почему… он это сделал?

– Не знаю, – неопределенно пожал плечами он.

Впервые с его приезда в Рим она посмотрела ему в глаза.

И эти глаза, встретившие ее взгляд, были лишены каких-либо чувств, словно глаза статуи. Чего она ожидала? Разделить с ним свою печаль? У них никогда не было ничего общего и, вероятно, никогда не будет. Пестро-полосатая кошка зашипела на него – одна из семи или восьми, что теперь лежали у ее ног, и ее поразили их печальные мордочки и огромные разумные глаза. Они глядели на нее так, словно понимали и разделяли ее горе. И те же самые мягкие мордочки становились жесткими, те же самые шелковые усы топорщились, когда кошки поворачивались к Марио. В утонченно-гибких телах красноречиво читалась враждебность.

– Я провожу тебя до автобуса, – сказала Мелина. – Мне просто хочется немного побыть одной.

Пожав плечами, Марио пошел за ней следом.

Несколько часов Мелина просидела в уличном кафе, раскинувшем свои зонтики достаточно далеко от Форума и Колизея, так что здесь не было туристов. Она неспешно прихлебывала минеральную воду, из которой постепенно уходил газ, и глядела, как официант зажигает на столах свечи, когда еще один очередной прославленный римский закат сменился темнотой. Наконец она очнулась от изоляции горя, и на нее накатила волна суеты и ночных звуков шумов города. Гудки автомобилей и мопедов и накладывающиеся друг на друга голоса, выводящие звучные каденции итальянского языка. К ней подошел официант, но, как оказалось, вовсе не для того, чтобы ускорить ее уход.