– Утром.

Рената заискивающе улыбнулась, что вызвало у Мелины приступ легкой тошноты.

– Он хочет побольше времени провести с тобой, милочка. Знаешь ли, он никогда не любил эту Келли.

– Да? А я думала, они прекрасная пара. Марио казался таким счастливым.

– Хорошие девушки не служат в армии и не отправляются в арабские страны на какую-то безбожную войну, они знают, что их место подле мужа. – Рената сделала паузу, чтобы с хлюпаньем втянуть в себя вино. – Она, знаешь ли, ему писала, но я-то – дома, когда приносят почту, и я все письма спрятала. – Она тяжеловесно усиленно подмигнула. – Он думал, она ему не писала.

Мелину начинало подташнивать всерьез.

– О Боже.

– Он наорал на нее, когда она вернулась, а она сказала, что писала и что я, наверное, спрятала письма. А Марио, он стал на мою сторону, хороший мальчик, так что она ушла.

– Марио знает, что ты сделала?

– Он узнал. Но к тому времени я ему уже показала, что она за штучка. Тебе этого не понять, у тебя никогда не было ребенка, дорогая. Он был внутри меня, плоть от моей плоти, и никто не сможет любить его, как я.

В пораженном молчании Мелина смотрела, как к их столу подходит Марио. Этим вечером он казался до странности оживленным.

– Никакого десерта? Ну да ладно, а я хочу чего-нибудь сладкого. Погодите, сейчас достану деньги…

Он рылся в карманах, пока не извлек наконец мятую пятидесятитысячную купюру, всю в белой крупной пыли.

– Сколько же я набрал сегодня пыли, – раздумчиво сказал он. – Забавно, как римская пыль напоминает пепел, правда, мам?

* * *

На следующее утро Мелина повезла его в Остия Антика. При этом у нее было такое ощущение, что, спроси она его мнения, он бы попросту вернулся в склепы капуцинов. Они ехали сперва в подземке, потом пересели на поезд, Марио изумленно уставился в окно на проносящиеся мимо дешевые многоэтажки.

– Ух ты! А это что?

Она выглянула как раз вовремя, чтобы увидеть приютившиеся под эстакадой трассы облупленных трейлеров, в большинстве своем лишенных колес. Отвратительный и нищенский лагерь, заваленный мусором.

Марио выворачивал шею, пока деревья не скрыли лагерь из виду.

– Они там живут как животные.