Но до поры до времени единственной реальностью в его жизни был футбол. Это был язык, которым он овладел, это была социальная жизнь с ясной и понятной целью. Выиграть очередной матч, подняться в более высокую лигу. Ему не нужно было другое общение.

Его приметили тренеры, еще когда ему было шестнадцать, и на следующий год пришло приглашение приехать в Стокгольм на сборы – показать, на что способен.

Сборы проходили в Синкенсдамме, который Петер быстро стал называть Синкен, как настоящий житель Стокгольма. Но Стокгольм он так и не увидел, кроме разве что соседних Тантолунден и Хорнсгатан. Из-за Анетт.

Она играла в женской сборной Швеции, но была вынуждена закончить карьеру – повредила колено. Однако из футбола не ушла – работала вторым тренером в различных юношеских командах. Русые, по-спортивному короткие волосы, несколько квадратное лицо, слегка полновата – перестала играть и прибавила в весе. Ей было тридцать, и выглядела она более чем обычно – в самом широком понимании этого слова. Могла бы быть кассиршей в супермаркете, учителем физкультуры в школе, коммунальным политиком. Кем угодно. Из тех, на кого не оборачиваются на улицах.

– Слушай, Петер… – первое, что она сказала ему в пятницу вечером, проверяя списки участников сборов. – Предстоит пара крутых дней. Нагрузочки ого-го. Как ты?

Она взяла его за руку, и тут что-то произошло. Узкая рука, твердое, почти мужское рукопожатие… ему показалось, что он взял в руки что-то, о чем давно тосковал, сам про то не зная. Здесь и сейчас. Может быть, и она почувствовала что-то в этом роде, но виду не подала.

Субботняя тренировка прошла отлично. Никаких проблем – ни технических, ни с общением. Уже на вечерней тренировке он получил кличку «рыба-молот», после того как ударился лбом в штангу, упал и встал как ни в чем не бывало. Это было его специальностью и козырем – умение скрывать боль.

Анетт рассказывала об играх за сборную, об интригах в руководстве – но у него опять возникло такое же чувство, как и тогда, когда он впервые прикоснулся к ее руке. Здесь и сейчас.

Петер был уверен, что это ощущение односторонне, что она ничего подобного не испытывает, что у него навязчивая идея, которую он даже и определить-то толком не может. Не может же быть, чтобы он ни с того ни с сего возжелал Анетт, – она была чуть не вдвое старше и похожа на его учительницу шведского в гимназии.

На десерт они взяли мороженое с шоколадным соусом. Разговаривали о чем-то с ребятами напротив, смеялись, и вдруг Петер почувствовал что-то вроде слабого разряда статического электричества, легкую щекотку, отчего волосы на предплечье встали дыбом. Он покосился на Анетт – ее рука лежала на столе рядом с его. Но главное – у нее тоже поднялись волосы на руке, легкие пушистые волосики стояли почти вертикально. Оба – и он, и она – перекинулись парой слов с соседями по столу и посмотрели друг на друга. Петер словно спрашивал ее – что это было? Ты ведь тоже это чувствуешь?