Здесь водились когда-то несгоравшие в пламени старообрядческие рукописи-саламандры и удивительные певчие книги, прилетавшие в морозные зимы со своим братом-ветром с северо-запада, чтобы оставить выводок краснопевных букв на березовых ветвях и улететь в духов день на юго-восток. Об этих лукоморских секретах кое-что помнили башни самойловских острогов, бревенчатые часовни и подворья Нижней Синячихи, где время текло как прежде, по старинному вруцелетию, и семь тысяч лет истории от сотворения мира до наших дней все так же легко умещались на пяти пальцах Адамовой руки.

Под стук колес он приходил в себя, вспоминая названия сел и деревень, с которыми был связан узами кровного родства… Арамашево, Коптелово, Толмачево, Голубково, Шайтанка, Мурзинка. Почему-то именно здесь, на обломках затерянных родословных древ и вышедших из обращения сказок про малахитовые шкатулки, нашла свое последнее пристанище достопамятная Русь, гонимая по всему белому свету. Ему хотелось обойти все здешние деревни, поклониться в них каждому дому, постоять у старых ворот, которые давно не ждали гостей. Ему не терпелось поскорее увидать голубые наличники на окнах, которые пока не успели сменить на безликий пластик, зачерпнуть из колодца ледяной воды, заприметить в вечереющем небе розовощекую Луну, что пряталась за облачной занавеской, приготовляя себя ко сну, хотя спать ей нисколь не хотелось.

Он вышел из ошарпанного зеленого вагона, пропахшего за зиму угольной копотью, и окинул взглядом знакомую с детства Завокзальную площадь. За последние годы на ней не произошло никаких изменений, впрочем, здоровенный тополь у дырявого моста, казалось, стал еще выше, а здание вокзала дореволюционной постройки скукожилось и выглядело совсем крохотным и морщинистым. Как пожилые люди, растущие не вверх, а вниз, склоняясь ближе к земле, вниз начинали расти бывшие горнозаводские округа, выброшенные, подобно отработанной шихте, из ареалов благополучной жизни.

И только по вечерам, когда затухал дневной свет и неброские улочки превращались в сепии старинных монохромных фотографий, отовсюду открывались таинственные капсулы времени, и можно было вновь услыхать стук копыт по скользкой брусчатке, звон наковальни молотового цеха, лязг железоделательного завода, на котором отливались пушки, гремевшие под Полтавой, пробивавшие свистящею картечью полки Наполеона, услыхать на перекрестке иноземную речь путешествующего с друзьями Гумбольдта и чеканные шаги красных комиссаров, гудки паровозов на узкоколейке и треск мартеновских печей, в которых вскипала танковая броня.