Витя отругал сына. Потом на него налетела Алина, Витя оттолкнул и ее тоже, и бедняжка пошатнулась и упала. Даня тут же полетел к ней, плачущий, но полный решимости защищать мамочку, а Витя нависал над родными, сжимая часы и пылая от ярости.

Потом он еще гадостей наговорил. И Алина ему тоже. Потом они долго молчали. После он извинился перед Данькой и вернул подарок, а тот принял часы, надувшись. Но через какое-то время забыл про обиду и с удовольствием таскал эти часы. Купался в них, спал тоже в них.

И вот сейчас Вите каким-то образом пришли эти же самые часы, с именем. Вот же, нацарапанные буквы «ДАНЯ». Часы, которые сгорели вместе сыном.

Бред. Розыгрыш?

Он с сомнением посмотрел на сверток с дневником. Стоит ли его раскрывать? Может, выкинуть просто? Холодок пробежал по спине, под потолком замигала лампочка.

Витя походил по квартире без всякой цели, ероша волосы, потом вернулся на кухню и накинулся на второй сверток. Когда разрезал бумагу, в нос шибанул сальный запах.

Иногда Витя поджаривал наколотые на вилку куски колбасы прямо над газовой конфоркой. Этот акт чудовищного вандализма Алина бы ему ни за что не простила, но теперь, в одиночестве, он отчасти переносился таким образом в студенческое прошлое. В счастливые, как теперь понятно, времена. Вонь из свертка как раз напоминала запах топленого жира.

Ему показалось, что за ним кто-то наблюдает – так было весь первый месяц после смерти близких. Витя боялся смотреть в зеркала, иногда его прямо-таки ощупывали взглядом, и он резко оборачивался, моля Господа о том, чтобы ему не удалось застать того, кто на него смотрит.

И вот теперь возвращается все.

Он зажег газовую конфорку. Привычные действия немного успокоили.

Белая обложка, розовые котики. Здесь все сходится. Ключик он никогда не видел, но даже не сомневался, что на нем точно так же облупилась «позолота».

Замок поддался с щелчком. Корешок чуть помятый, страницы пожелтевшие – дневник тоже не выглядел новым. Протолкнув по пересохшему горлу комок, Витя подумал о выпивке. Он ничего не купил, в шкафчике осталась только водка. Сейчас и она сгодилась бы, но нет.

Это просто дневник. Никакого отношения к его жене он не имеет. После смерти Алины Витя перебирал ее вещи. Что-то выкинул, что-то передал через маму в деревню, малоимущим. Дневник Алины нигде не проскользнул, и Витя понятия не имел, куда он делся.

Сейчас он перевернул страницу – сначала увидел отпечаток пальца, потом заметил прилипшие блестки, а уже после разглядел строчки. Аккуратный почерк жены.

Будто кто-то другой листал за него страницы, и боль за левым глазом пульсировала все сильнее, ввинчиваясь в мозг.