– Что делать? – спросила она.

– Погорячи меня. – Куриная голова клацнула клювом. – Напои меня из себя…

– Так? – Марианна подошла к пню, протянула руку, показывая вены на зашрамленном запястье.

– Не-ет! – Голова жадно вытянула язык. – Дай то, чем когда-то детей кормила.

Марианна дрожащими пальцами вытянула небольшую грудь, сморщенную от мороза, встала перед пнем на колени и подалась вперед. Когда острый клюв схватил сосок, она вздрогнула, прикусив губу от боли.

Через несколько секунд боль в груди исчезла. Марианна посмотрела вниз, на свою грудь с отметинами зубов вокруг соска – настоящих острых зубов. Из отметин еле-еле сочилась кровь, набухала бусинками на бледной коже. Куриная голова исчезла, лишь на пне, в самом его центре, где полностью сошел снег, видно было рыхлое влажное дерево, в котором еле заметно что-то копошилось.

Марианна, покачиваясь и держась рукой за пень, встала на ноги и побрела по темноте обратно к своей хибаре.

3

Дети встречать не вышли. Сидели во времянке, в завешенном углу с самодельными сенными кроватями, шептались да косились на холод. Лишь когда она высыпала перед ними несколько маленьких сморщенных яблочек, собранных по дороге, старший, Стефан, толкнул малышей, и они быстро похватали смуглыми пальчиками угощение.

Дети ее в последнее время побаивались. Марианна после исчезновения мужа была словно сама не своя. Могла наругать, отлупить тяжелой рукой – и тут же разреветься, начать утешать и целовать, чем совершенно их смущала.

Марианна подтащила к печке собранные старшими детьми палки, успевшие слегка уже подсушиться, встала на четвереньки, поднеся раскрытое лицо к углям, и раздула огонь.

– Как Зофья? – спросила она не оборачиваясь. – Не кричала?

Стефан, названный так в честь отца и очень на него похожий, помотал кудрявой головой:

– Нет. Спала больше… только в обед проснулась и слегка похныкала, но я дал ей воды, и она вскоре успокоилась.

– Вскоре наедимся.

Марианна оглянулась через плечо и улыбнулась. Поймав взгляд Антонийки, подмигнула ей и сама же вздрогнула: вспомнилась вдруг отрубленная куриная голова…

– Дае! – позвала маму старшая дочь. – Манге нашука, дае!

– Ту миро миленько! – Марианна подползла к дочери по грязному полу. – Обними же меня. Я тоже хочу кушать. Не надо плакать. Шунэсе? Слышишь? Это чуреклы за окном кричат. Мы их поймаем, перья повыдергиваем – и будет нам вкусный мас. Все наедимся досыта, и ты, моя чай, вырастешь первой красавицей. Все ромы и гаджо будут с подарками ходить, а ты ручкой в них махать будешь.