Обозлённый на себя за панический побег, он распахнул оконные створки и вдохнул полной грудью. Ветер сдул с тумбы салфетки. Сердце постепенно утихомиривалось.

Рысеев упёрся ладонями в подоконник, рассматривая пейзаж. Укутанные в дымку здания, беспокойные кроны деревьев, пруд, над которым, словно пар над супницей, клубился туман.

Фонарь, напоминающий сверху двухголового тролля, бросал на асфальт сдвоенные кольца. Нечто серое пронеслось по освещённому пяточку и скрылось в кустах. Так быстро, что одинокий свидетель не успел различить детали. А потом раздался тихий свист, и Рысеев узнал лимонную курточку хозяйки. Она стояла во дворе, и посвистывала: ни дать, ни взять, собачница, выгуливающая пса. Но почему ночью? И почему под его окнами?

Снова серое пятно юркнуло в поле зрения. Исчезло под замшелым козырьком подъезда.

«Это не собака», — чувствуя на языке привкус меди, подумал Рысеев.

Лимонная курточка вошла в подъезд за своим питомцем.

Она что, поднимается сюда?

Рысеев захлопнул окно. Порыв ветра распахнул комнатную дверь. Он вообразил, как едет, дребезжа, лифт, и хозяйка теребит грязную шерсть животины.

Вместо того, чтобы достойно встретить чудную женщину, поговорить, он кинулся в кровать и натянул до подбородка одеяло. Из-под полуприкрытых век уставился на дверной проём, а неописуемый ужас терзал нутро. Лязгнул замок, незваные гости вошли в квартиру.

По коридору просеменило что-то большое, горбатое, что-то…

Митенька.

Убралось в боковую комнату.

Массивная фигура Лидии Петровны заслонила обзор. Рысеев смежил веки, осознавая, что это сумасшествие.

— Вы спите?

Хотел бы он спать. И не здесь, а как минимум в Лобне, на Димкиной раскладушке.

— Вы спите? — голос прозвучал ближе.

Старуха вторглась в его спальню.

«Да вскочи ты, — взмолился Рысеев, — устрой скандал, вышвырни её и завтра же убирайся сам».

Он лежал, зажмурившись, сжав под одеялом кулаки.

Матрас заскрипел и продавился. Она что, села на кровать? Или…