– Мой дорогой Дайсон, я отказываюсь присоединиться к вашей мастерской литературных «примерок». Я знаю, что пережитки существуют, но у любого явления есть предел, и ваши измышления абсурдны. Изловите троглодита и доставьте ко мне, тогда я в него поверю.

– Готов согласиться от всего сердца, – Дайсон хихикнул, довольный тем, как легко ему удалось «зацепить» Филипса. – Лучшего и не пожелаешь. Сегодня отличный вечер для прогулки, – добавил он, взявшись за шляпу.

– Что за чушь вы городите, Дайсон! – воскликнул Филипс. – Однако я не прочь прогуляться с вами – вы правы, вечер приятный.

– Тогда пойдем, – сказал Дайсон усмехнувшись, – но не забудьте о нашем уговоре!

Приятели вышли на площадь и, свернув в один из узких переулков, отходящих от нее, зашагали на северо-восток под мерцающими фонарями по мощеной дороге. В промежутках между выкриками детей и торжественными органными аккордами гимна Gloria[31] до них доносился глухой гул Холборна и стук экипажей – неумолчные звуки, словно эхо вечно вращающихся колес. Дайсон, поглядывая налево и направо, выбирал дорогу, и вскоре они вошли в более спокойный квартал, с пустынными площадями и тихими улицами, темными, как полночь. Филипс напрочь сбился с направления, но, видя, что из района выцветшей респектабельности они переместились в область нищеты, где грязная штукатурка оскорбляла глаз утонченного наблюдателя, он позволил себе заметить, что никогда еще не видал более неприятного и притом более банального места.

– Более таинственного, вы хотели сказать, – возразил Дайсон. – Предупреждаю, Филипс, мы идем по горячему следу!

Они нырнули еще глубже в лабиринт кирпичных стен; пересекли с востока на запад шумный перекресток, и теперь их окружала разномастная застройка без определенных черт: тут приличный особнячок, и даже с садом; там – унылая площадь, а дальше – фабрики, окруженные высокими, глухими стенами, тупики и темные углы; но все это было плохо освещено, пустынно и погружено в тяжелую тишину.

Наконец, когда они шли по заброшенной улице двухэтажных домишек, Дайсон обратил внимание на темный и странный поворот.

– Мне это нравится, – заявил он, – место кажется многообещающим.

У поворота горел фонарь, а другой едва поблескивал на дальнем конце. Под фонарем, на мостовой, видимо, творил днем уличный художник, потому что камни были измазаны пятнами кричащих цветов, наложенных вперемешку, а у стены дома валялись огрызки мелков.

– Видите, люди здесь все-таки бывают, – заметил Дайсон, указав на остатки затертых картинок. – Признаюсь, я не думал, что это возможно. Пойдемте разведаем, что тут и как.