Но это время я провел не праздно. Я с энтузиазмом хватался за любую прозрачную субстанцию, имеющую отдаленное сходство с линзой, и использовал, тщетно пытаясь создать инструмент, о конструкции которого пока имел лишь смутное представление. Все оконные стекла, содержащие сплющенные сферические узлы, более известные как «бычьи глаза», были безжалостно уничтожены в надежде получить линзы непревзойденной силы. Я дошел даже до извлечения прозрачного секрета из глаз рыб и зверей, пытаясь поставить его на службу делу микроскопа. Я признаю себя виновным в том, что украл стекла из очков моей тети Агаты, смутно надеясь превратить их в линзы с прекрасными увеличивающими свойствами, – стоит ли говорить, что эта попытка потерпела сокрушительный провал?

Наконец прибыл обещанный инструмент. Это была та модель, которую обычно называли простым микроскопом Филда, и она стоила, наверное, около пятнадцати долларов. Если говорить об образовательном предназначении, то лучшего прибора нельзя было выбрать. К нему прилагался небольшой трактат о микроскопе: его история, применение и открытия. Тогда я впервые понял смысл «Тысячи и одной ночи». Казалось, скучная завеса обычного существования, скрывавшая весь мир, внезапно была сорвана, и моему взору явилась волшебная страна. По отношению к своим товарищам я испытывал то же чувство, которое провидец испытывает к обычным людям. Я говорил с природой на том языке, который они не могли понять. Я каждый день встречался с такими чудесами, которые они не могли представить и в самых диких фантазиях, я проникал за покров, скрывающий суть вещей, и скитался среди святынь. Там, где они видели лишь каплю дождя, стекающую по стеклу, я видел вселенную живых существ, наделенных всеми страстями, свойственными физической жизни, и сотрясающих свою крошечную планету столь же пылкой и затяжной борьбой, что и человечество. В обычных пятнах плесени, которые моя мать, как хорошая хозяйка, яростно вычерпывала из всех банок с вареньем, для меня обитали полные очарования сады с лесистыми лощинами и аллеями с самой густой и изумительно зеленой листвой, где среди причудливых ветвей этих микроскопических лесов висели странные фрукты, сверкающие зеленой, серебряной и золотой красками.

Тогда мой разум заполняла не жажда научного познания. Это было чистое наслаждение поэта, которому открылся мир чудес. Я ни с кем не говорил о своем увлечении. В полном одиночестве я портил глаза за микроскопом, день за днем, ночь за ночью рассматривая те чудеса, которые он мне раскрывал. Словно тот, кто, обнаружив древний Эдем, все еще существующий во всем его первозданном великолепии, должен был решиться наслаждаться им в одиночестве и никогда не раскрывать смертным место его расположения. Направление моей жизни переменилось. Своим предназначением я избрал профессию микроскописта.