Был и другой источник помощи, возможно неожиданный. Офицер Королевского флота Томпсон отметил, что, когда некоторые из этих матросов были при смерти, «негры жалели их и из сострадания относили в свои хижины», как отметил мистер Джеймс. Другие свидетели отмечали, что «кого-то из них забирали к себе негритянские женщины, и, если это случалось вовремя, они получали исцеление». Моряк Генри Эллисон отмечал, что у этих несчастных не было места, если только «негры не были время от времени достаточно любезны, чтобы отвести их в свои хижины». Люди, которые жалели матросов, понимали, кем они были, и «знали, как лечить западноафриканские болезни, от которых эти матросы пострадали. Многие, вероятно, знали моряков лично» [540].
Сострадание не заканчивалось предоставлением пищи, убежища и ухода. Оно простиралось и в загробную жизнь. Когда моряки умирали «от страдания, голода и болезни, их хоронили из милосердия те же самые люди». В Кингстоне Эллисон сам видел, «что негры несли трупы к реке, чтобы там предать земле». Другой морской офицер, Ниниан Джефри, «посетил негритянский праздник в Спрингпате и видел кладбище для негров, где предавали земле тела этих „хозяев причалов“…» [541].
В чем было значение такого сострадания и милосердия? Возможно ли, что невольники, которые плыли на работорговом судне, точно знали, насколько ужасной была жизнь всех обитателей этого корабля, поэтому они могли пожалеть своих бывших тюремщиков? Термин «товарищ по плаванию» был широким определением, позволявшим невольникам проявлять милосердие по отношению к тем людям, которые осуществляли контроль над их порабощением на борту работоргового судна [542].
Точный расчет траектории
Точный расчет траектории
Я хочу закончить книгу на личной ноте. Я хотел подвести черту, рассказав историю капитана Джеймса Девольфа, моряка Джона Кренстона и безымянной африканской женщины в маске по трем причинам. Во-первых, история показывает трех центральных актеров «самой большой драмы». Кроме того, эта история завершает повествование, которое начиналось с тяжелой судьбы африканской женщины, чье имя тоже осталось неизвестно. Во-вторых, этот рассказ подводит итог насилия на борту работоргового судна и в то же самое время показывает рост сил, которые приведут к концу саму работорговлю. В-третьих, это привлечет внимание к факту, который требует акцента: драма, которая теряла значение на палубе работоргового судна, стала возможна и, можно даже сказать, была порождена капиталом и властью людей, далеких от судна. Драмы, которые привели капитанов, матросов и африканских пленников на борт работоргового судна, были частью более крупной драмы — возвышения и движения капитализма по всему миру.