Как недавно все это было, и как много с тех пор изменилось...

Представители союзников оставались молчаливыми свидетелями всех унижений, оскорблений и страданий, пережитых в Царском Селе государем, императрицею и ни в чем не повинными августейшими детьми. Не дрогнули их сердца и тогда, когда царскосельские узники должны были быть отправлены в далекую Сибирь. Преступление это тем более ужасно, что государь в свое время, будучи верен данному обещанию, ничего не пожалел, чтобы спасти армию союзников от неминуемого разгрома.

Не много усилий нужно было употребить для освобождения царя и Керенскому с сотрудниками, принявшими на свою душу тяжкий грех за судьбу императора. В данном случае кроме Временного правительства большая вина лежит и на высшем обществе, которое, вместо того чтобы единодушно возвысить свой голос за принятие каких-нибудь мер к спасению царя и его семьи, поддерживало лживые обвинения против царской четы. Лишив царскую семью свободы, возбудив против царя и царицы следствие по обвинению в государственной измене, члены Временного правительства сами подготовляли почву для неслыханного преступления большевиков.

Окончились разговоры и переговоры о выезде государя с семьей за границу предложением Керенского поселить царскую семью в Тобольске. Отъезд состоялся 1 августа в 6 часов утра. Все мельчайшие подробности организации этого путешествия были выработаны самим А. Ф. Керенским.

1 августа днем на дачу в Царском Селе к жене пришел придворный лакей и принес в корзине подаренного мною наследнику кота. При этом он передал жене собственноручную записку государыни (упоминаемая в этом письме Мэри Б. есть графиня М. С. Бенкендорф, супруга обер-гоф-маршала).

Несмотря на переобременение разновидными обязанностями, неутомимый труженик А. Ф. Керенский нашел время для того, чтобы 3 же августа в 2 часа ночи посетить Трубецкой бастион и через дверные щелки самолично удостовериться в нахождении за замками врагов русского народа...

25

25

Суд над В. А. Сухомлиновым. Дело Мясоедова.

Кроме допросов, делаемых чрезвычайной следственной комиссией в общем присутствии, прикомандированные к комиссии следователи снимали еще отдельно показания для выяснения преступлений арестованных. Меня допрашивали касательно В. А. Сухомлинова, A. A. Вырубовой и других, причем знакомили с показаниями, на мой счет даваемыми другими лицами. Если следователь находил эти показания заслуживающими внимания, он требовал моих объяснений; но были случаи, когда ввиду совершенно очевидной неприязни он даже не считал нужным мне их прочитывать. К таковым принадлежали показания князя Андроникова, бывших министров Тимашева, Коковцова и других. По-видимому, хороши были эти показания, если даже следователь их охарактеризовал «лицеприязненными». (Читая мемуары В. Н. Коковцова, я только этим и мог себе объяснить как его обо мне отзывы, так и ни на чем не основанное предположение о моем участии в его ликвидации.)