Какой вывод мог сделать человек, присутствовавший на подобном торжественном заседании чрезвычайной следственной комиссии? Каковы были цели допроса? И что интересовало комиссию? Больше всего интересовали ее, по-видимому, сплетни о личной жизни государя и императрицы и о придворной жизни. Весь допрос, на мой взгляд, был сплошной комедией, и так его, вероятно, понимали и сами члены комиссии, так как преступлений (как мне в августе говорил следователь) со стороны сановников старого режима никаких в течение полугода найдено не было, за исключением, по его словам, генерала Сухомлинова. (На мой же взгляд, были найдены факты, которые, будучи искажены и раздуты, дали возможность создать в революционном суде процесс Сухомлинова.)

Почему-то иногда у допрашиваемых являлось непонятное желание похвастать перед следственной комиссией своим бывшим положением и выказать себя, как говорится, «молодцом». Так, например, Родзянко в одном из своих показаний не постеснялся представить наше с ним свидание в совершенно не соответствовавшем истине освещении: вероятно, для внушения большего к себе уважения со стороны членов следственной комиссии он заявил, что «вызвал к себе дворцового коменданта и распек его за покровительство Распутину».

Для выискивания не существовавших преступлений члены комиссии прибегали к приему натравливания одних допрашиваемых на других. Прием этот приводил, по-видимому, к тому, что у некоторых выявлялась общечеловеческая черта — желание ради спасения своей шкуры отвлекать внимание следователей указанием на якобы неправильные действия своих бывших «друзей-сослуживцев».

Приблизительно через месяц после моего допроса следственная комиссия привлекла в качестве обвиняемых графа Фредерикса, генерала Спиридовича и меня за «служебные подлоги с целью способствовать уклонению от воинской повинности личных слуг; лица эти для освобождения от воинской повинности фиктивно зачислялись в дворцовую охрану, но никакой службы не несли и отказывались от получения жалованья». Нелепость этого обвинения ясна каждому: как министр двора, так и я, занимая высшие должности при дворе, должны были быть окружены людьми известными, на которых могли положиться и которые не пошли бы на подкуп революционерами типа Керенского, Муравьева и пр., часто избиравшими этот путь для достижения своих целей.

Председатель чрезвычайной следственной комиссии не постеснялся в прессе заявить, что сановников павшего режима нужно судить не по статьям старого закона, по которым они, по тщательному расследованию, оказались невиновными, а на основании «здравой революционной политики», и не обыкновенными судами, а «судами политическими», т.е. партийными. Вообще деятельность следственной комиссии произвела на меня такое впечатление, что возглавлявшие ее стремились найти какие-нибудь преступления в действиях арестованных ими бывших сановников не для освещения истины, а для продления пользования жизненными благами, широко на них сыпавшимися из народных денег, которые с гораздо большей пользою могли бы быть истрачены на нужды жертв войны, чем на содержание огромного штата шарлатанов революции, в придворных экипажах катавшихся по улицам Петрограда.