От времени до времени меня навещали знакомые. В числе их однажды зашел A. M., бывший ученик двухклассной школы в моем пензенском имении, уроженец Сердобского уезда Саратовской губернии. Теперь он был штабс-ротмистром одного из кавалерийских полков. Знал я его с детства за очень способного и порядочного человека. В школах шел он первым и во время войны получил за храбрость много боевых наград. Так как он никогда не давал мне повода усомниться в полной его правдивости, я должен был поверить и тому, что он мне сообщил в этот раз; он сказал, что его родственник по матери Федор Керенский в молодости женился на особе, у которой уже был сын Аарон Кирбиц.

Федор Керенский, происходивший из русской православной семьи, усыновил Аарона Кирбица, который и превратился в Александра Федоровича Керенского. Таким образом, A. M. оказался сродни А. Ф. Керенскому, в то время мнившему себя столь полновластным хозяином и распорядителем земли русской, что даже не задумался перед созывом Учредительного собрания, долженствовавшего выработать форму государственного управления для России, уже 1 сентября 1917 года объявить Россию республикой.

Рассказ A. M. навел меня на объяснение высказанного А. Ф. Керенским, вероятно, искреннего его убеждения, что «единственные инородцы, не готовящие ножа в спину русской государственности, — евреи».

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Нередко от того погибель всем бывает,

Что, чем бы общую беду встречать дружней,

Всяк споры затевает

О выгоде своей.

Крылов

Наглому дай волю — он захочет боле.

1

1

Октябрьский переворот. Бегство Керенского. Записки Шингарева.

В один из дней октябрьского большевистского восстания, когда я ночевал в больнице, меня разбудил в 12 часов ночи стук в дверь. На мой вопрос, кто там, мужской голос ответил из-за двери: «Я — милиционер, пришел к вам на дежурство». После моего заявления, что ко мне на дежурство никто не ходит, неизвестный человек сказал: «Ведь вы арестованы». Я ответил: «Ничуть не бывало; арестованные находятся во дворе, в деревянном флигеле, а тут одни больные». (Наряд милиции находился при Маклакове.) Двери своей я не отворил, и человек удалился. Я же это посещение принял за напоминание о том, что хотя я и не арестован, но во время совершающегося переворота могу таковым оказаться.

Придя на следующий день завтракать к жене, я ей сказал, что какое-то предчувствие мне подсказывает, что я должен исчезнуть. После завтрака я в больницу не вернулся, а пошел пешком через Новую деревню на Удельную. Заблудившись в парке, я добрался до дачи своего знакомого только в половине одиннадцатого вечера.