О них теперь и поговорим, поскольку, начиная с 1584 года, достоинства и недостатки этого человека становятся очень важны.
Два Годунова
Два Годунова
Большинство авторов, писавших об Иване IV, тоже делили его словно бы надвое: на «хорошего царя» вплоть до начала 1560-х годов и «плохого царя» второй половины правления. Но читать про Годунова еще интереснее – в зависимости от источника получаются два непохожих и даже контрастирующих персонажа: черный злодей и светлый ангел. Многочисленные попытки историков вывести нечто промежуточное обычно заканчиваются тем, что Бориса всё же размещают по ту или по эту сторону Добра и Зла, причем оценка определяется совершенно конкретным критерием, о котором мы подробно поговорим. Мне тоже придется сделать выбор между двумя этими партиями, «годуновской» и «антигодуновской», но сначала нужно изложить обе точки зрения.
«Зять палача и сам в душе палач»
«Зять палача и сам в душе палач»
Так называет Бориса Годунова пушкинский персонаж Василий Шуйский, напоминая собеседнику о том, что претендент на трон вышел из опричников и был зятем душегуба Малюты Скуратова.
Самый сильный аргумент в пользу версии об изначальном злодействе Годунова, конечно, заключается в его головокружительной карьере «из грязи в князи», из безвестности во всероссийские самодержцы. В истории есть два способа подобного восхождения: либо через военные триумфы («наполеоновский путь»), либо через дворцовые интриги («византийский путь»), причем второй невозможен без коварства, вероломства и физического устранения «живых препятствий».
Годуновские недоброжелатели говорят: если в летописях и воспоминаниях о зверствах «кромешников» (мрачный каламбур эпохи, обыгрывавший синонимы «опричь» и «кроме») не встречается имя Бориса, это вовсе не значит, что он не участвовал в убийствах и казнях. Известно, что Грозный связывал обязательной кровавой порукой всех своих приближенных – просто хитрый и дальновидный Годунов не лез в «первые ученики». Это весьма вероятное предположение, особенно с учетом того, что юный опричник уже состоял при особе государя в 1570–1571 годах, когда шла самая массовая и жестокая волна репрессий.
Подобное участие или соучастие в преступлениях еще можно счесть подневольным, однако в последующие годы многие, кто оказывался на пути Бориса к власти или создавал для этой власти угрозу, как-то очень кстати «приказывали долго жить», и часто это происходило при сомнительных обстоятельствах.
Список политических убийств, которые приписывались Годунову современниками и потомками, длинен.