– Се вот, гляди, – и три монеты поднесла. – Мне батюшка оставил. Сам же пример… А мне куда? В чужие люди… Пошла к тебе служить. Ты ж все-таки Светлицын сын, знать, не чужой…

На всех старухиных монетах был царь его земли – той стороны, где он на свет явился. А та, что дал слепой купец, вдруг выскользнула между пальцев и, павши на пол, не зазвенела – обратилась мерзким червем и в щель уползла…

Долго смотрел Свенальд, потом очнулся.

– Что же молчала?..

– А ты бы, батюшка, спросил! Я бы сказала… Самой-то заводить неловко. Ты же Светлицын сын, по прозвищу Свенальд! И при князьях стоишь. Я девка со Смолокурни… Подумаешь еще!.. Я хоть чумазая была, да вольная! И ныне… Ну что? Сбирать припас в дорогу?

– Сбирай, старуха… Но прежде дай мне одежды. И верно, как ехать в отчину в кровавых?

Он обрядился в белое, гребнем деревянным расчесал свои космы – старуха принесла зерцало.

– Позри, помолодел! Сто лет как, не бывало!..

Я вспомнила, когда в последний раз ты эдак обновлялся. Кажись, в то время князь Игорь пал от Малова меча в земле древлянской. Помнишь? Иль забыл уже?.. Такой же и явился, весь в крови.

– Ты не забыла, девка со Смолокурни: след хвост расчесать коню, прежде чем земле предать?

– Да помню, батюшка Свенальд…

Он вышел во двор, хотел позреть на небо, но брови косматые уж более не поднимались, тянули долу. Взяв заступ, старый воевода отмерил шагами место и стал копать. Рыл долго, вот уж песок пошел нетронутый, в коем не то что кладов не бывало, но и нога человека не ступала. Тогда он вновь прошагал по собственной земле, однажды вспаханной, как зябь, и незасеянной, однако же зерно единственное – суть кувшинчик с украшениями полонянки – было брошено в самую середину!

Да вот не проросло. Иначе б уж древо стояло – столько лет прошло.

Древо Жизни…

Потом он узрел причину: шаг стал короткий, не двигаются ноги, чтоб идти.

Знать, конец пути…

И все-таки к рассвету, заново перерыв весь двор, он отыскал зерно. С любовью брошенное семя было мертво и холодно – ведь осень на дворе, к тому ж сухая, Даждьбог давно уж не давал дождя, а сам Свенальд, посеяв свою ниву, не полил ее…

Так хоть сейчас полить! Авось еще взрастет…

Склонившись над посевом, он грудью навалился на острие меча и ощутил, как теплая струя обильно окропляет землю…

Князь же тогда, позревши, как ускакал Свенальд и канул за кручами Днепра, оборотился к своим гребцам: