Дом Ипатьева в Екатеринбурге, где произошло убийство царской семьи. После 1918 г.

   Бытует также мнение, что государственная деятельность Николая II оставляла желать лучшего. Даже при решении вопроса о канонизации царской семьи Московским патриархатом постоянно подчёркивалось, что канонизация происходит не за государственную и военную деятельность государя, а за его мученическую смерть. Однако именно при Николае II в России начала XX века происходил промышленный подъём, а население увеличивалось такими быстрыми темпами, каких не знала вся последующая история нашей страны (это был второй самый высокий пик рождаемости в послепетровскую эпоху, первый приходился на время Александра I). Редактор одного из европейских изданий Эдмон Тэри отмечал в конце 1913 года: «Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 г. идти так же, как они шли с 1900 по 1912 г., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношении». И это не говоря уже о достижениях в научной и культурной жизни.

   Советские историки всегда утверждали, что император был якобы безразличен ко всем трагическим происшествиям своего царствования (Ходынка, Кровавое воскресенье и т. д.), причём ссылались на его дневник. Но ведь дневник Николай вёл для себя, а не для газетных передовиц, он фиксировал события частной, личной жизни, а не составлял сводки новостей, а кроме того, все его записи носят очень краткий, буквально конспективный характер, поскольку времени для подробных описаний и пространных излияний чувств при его напряжённом графике просто не оставалось. Поэтому на всём дневнике и лежит печать такой сдержанности. В вину Николаю ставят то, что после трагедии на Ходынке он пошёл на бал к французскому посланнику. Но император прежде всего был человеком долга, а речь шла о взаимоотношениях с крупнейшей иностранной державой. Поэтому как глава государства, сознавая свою огромную ответственность, он вынужденно явился на праздник, устроенный в честь его вступления на престол дружественной европейской страной. Это Великий князь Николай Михайлович мог себе позволить демонстративно уйти с бала, да ещё и увести с собой своих братьев – он был лишь одним из членов императорской династии, но не самим государем (Сергей Александрович бросил им вслед: «Вот идут российские последователи Робеспьера!»).

   О повышенном чувстве долга Николая говорит и тот факт, что с началом войны он перевёл все свои иностранные капиталы в Россию и отдал их на нужды фронта. «Он был бессребреник, и деньги не играли никакой роли в его жизни. Он никогда не беспокоился насчёт своих доходов и даже никогда не справлялся о стоимости своего имущества. После революции он принял совершенно спокойно известие, что всё его частное имущество стало не больше, чем у богатого помещика» (графиня С.К. Буксгевден). «Оглядываясь назад на жизнь, которую вела Императорская семья, я должен признать, что этот образ жизни ни в какое сравнение с жизнью магнатов капитала идти не мог… и я убеждён, что ни один глава какого-либо крупного предприятия не удалился бы от дел таким бедняком, каким был государь в день его отречения» (Великий князь Александр Михайлович).