— Вон его! — закричали делегаты. — Полицию сюда! Полиция!

Исаев набросился на громадного, белого от бешенства Ванюшина и, легко скрутив ему руки за спину, выволок из ложи. Он бежал вместе с ним по фойе, слышал полицейские свистки; плечом распахнул дверь и затолкал Ванюшина в пролетку. Падая рядом с ним, он крикнул кучеру:

— Гони!

Ванюшин плакал, бормоча ругательства. Плакал он жалобно, по-женски. По-видимому, так плачут холостяки: всхлипывая, растирая по лицу слезы и очень себя жалея.

— Пусть он едет на Шестую Матросскую, в дом Сидельникова, — сквозь слезы, пьяно всхлипывая, попросил Ванюшин. — Там Минька живет, он меня исповедует.

У МИНЬКИ

У МИНЬКИ

Минька — старый лакей, проживший в услужении у ванюшинской семьи пятьдесят лет, оказался быстрым, юрким стариком, почти без единого седого волоса, с фиолетовым носом и в шелковой красной рубахе. Увидав Ванюшина, ввалившегося в дверь его полуподвальной комнаты, очень сырой, но чистой, Минька вскочил из-за стола, бросился к гостям, стал снимать с них шубы, шапки и рукавицы; все это он уносил за пеструю занавесочку возле двери, продолжая что-то бормотать и присмеиваться.

Ванюшин лег на низкую деревянную лавку, покрытую старым тряпьем, вытянулся, сложил на груди руки, взял с полочки длинную церковную свечу, поставил ее у себя на груди и спросил:

— Минь, я на покойника похож?

— Ох, Косинька, похож, похож, — обрадованно залепетал старик. — Ну, прямо как живой…

Исаев засмеялся, а Ванюшин, не открывая глаз, сказал:

— Это он так с ума, не с глупости. Минь, а ты чего во все красное вырядился?

— К им готовлюся, цвет к лику примеряю.

— А придут?

— Миленький Косинька, ты не сердися, я тебе так скажу, что когда дрова рубишь, палец острием зацепишь, так сначала-то ничего не видно, только беленькое виднеется, слабенькое такое, беленькое, а уж потом, пообождав, кровушка выступает.

Ванюшин лежал на лавке, состарившийся, одутловатый. Одним глазом он пристально глядел на Исаева, а другой держал закрытым, словно давая ему отдохнуть.

— Скажите, дедушка, — спросил Исаев, — а что со мной будет? Мне цыганка смешное нагадала.

— Тебе? — переспросил Минька и мягко улыбнулся. — Тебе я даже говорить не хочу, что будет. Она тебе надолго гадала?

— Надолго.