— В «Банзае» прекрасно делали рыбу.

— По-монастырски?

— Нет, это обычно. Мне там нравились креветки, зажаренные в мясе осетра.

— Да, да, как-то раз я пробовал это, очень вкусно. Но мы отклонились в сторону от разговора. Он будет краток. Я ничего не хочу знать о вашем прошлом, хотя оно крайне занятно и изобилует многими белыми пятнами, подобно карте Антарктиды. Меня занимало ваше настоящее, оно элегантно, оно достойно вас. Вы — обаяшка, а это не достоинство человека, это его профессия. Но волнует меня ваше будущее. Сегодня после отстрела зверя вы мне скажете «да». Понимаете?

— Я готов сказать вам «да» прямо сейчас. Мне только не совсем понятно, о каком «да» идет речь.

— Вам пять лет? Вы плохо выговариваете букву «р»? Вы еще мочитесь в кроватку? Перестаньте, дуся, мы ж с вами люди вполне зрелого возраста.

— А если «нет»?

— Умница. Хорошо, что вы сказали про «нет». Я запамятовал сказать вам об этом. Если я услышу «нет», то завтра мы будем хоронить вас, как случайно застрелившегося на охоте.

— Такая жестокость, Кирилл Николаевич.

— С людьми вашей профессии и ваших связей мне иначе нельзя.

— Клянусь Богом, я буду нем как рыба.

— Мне уже говорил про это наш приятель Чен, — глядя в глаза Исаеву, сказал полковник.

— Ув-ле-чен, — пошутил Исаев.

— Неужто вы не знали, что Чен — это чекист Марейкис? — тихо спросил Гиацинтов.

— Сейчас начну хохотать и спугну изюбря.

— Бросьте. Партия сыграна, надо выбирать достойный выход.

— Вы знаете, что у многих контрразведчиков мания подозрительности — профессиональная болезнь, полковник. Нет?

— Наслышан.

— Любопытно, а в вашей конторе есть профсоюз, который защищает права безнадежно занемогших на боевом посту?

— Хватит, — поморщился Гиацинтов и прибавил шагу, придерживая Исаева под руку. — Только не вздумайте шутить. Целить в изюбря буду один я.