Слушая его, Гариф мельком взглянул на Юзефа, молча стоявшего рядом, и мягко, но довольно решительно проговорил:
— Хватит, ребята. Пошли лучше запрягать коней… Завтра уже придется женщинам делать это самим.
Солдаты с особой готовностью кинулись исполнять приказание.
Женщины, сторонясь, следили за их быстрыми движениями, хотя видно было, что уступают они скорее из вежливости. Они и сами могли бы выполнить эту не бог весть какую сложную работу; известно было, что попытка Иоганна — одного из немногих оставшихся в селе мужчин — взять на себя руководство не увенчалась успехом. Женщины, как дети, делающие первые шаги в жизни, хотели все совершить своими руками.
Вот они уселись на фуры. Кто-то взял вожжи в руки. Нет тут даже Берты или Хильды Кнаппе. Те заняты куда более важными делами — об этом знает теперь любая жительница Клиберсфельда.
Сейчас здесь главная — Эльза Фишер. Эта маленькая и не очень-то разговорчивая, а в последнее время и совсем молчаливая женщина, собрала вокруг себя односельчанок и заставила их слушаться ее во всем. Ни Берта, ни Хильда не препятствовали ей в этом.
Берта и Хильда? Как очутились рядом имена этих двух женщин, явно чуждавшихся друг друга?
После собрания в поле Хильда несколько раз пыталась поговорить с Бертой по душам, но, хотя они работали сейчас вместе, налаживая новые порядки в селе, Берта уклонялась от встречи наедине. То ли это было ей не по душе, то ли она не совсем еще доверяла учительнице, которая явилась в село неизвестно откуда. Но Хильда не отступалась от нее. Она хотела откровенно побеседовать с Бертой, прежде чем солдаты уедут из села.
Выходя из ворот замка с землемером, приехавшим из города, Хильда столкнулась с Бертой. Тут уж девушка просто схватила ее за рукав. Наспех кинув несколько слов землемеру, она отвела Берту в сторону.
— Не избегайте меня, дорогая, нам нужно, нужно поговорить! И именно сейчас!
— Слушаю вас, фрейлейн, — неохотно проговорила Берта. — В чем дело?
— Нам необходимо объясниться, — настойчиво повторила Хильда. — Уверяю вас, надо выбросить из головы эту самую покорность, покорность русским. Право же, им совсем не нужна эта покорность!
— Может, им она и не нужна, а вот нам — нужна. Иначе нельзя! — воскликнула бывшая повариха с раздражением. — Покорности надо требовать от всех, а то дождемся еще каких-нибудь бед. Вы, фрейлейн, еще молоды, не знаете по-настоящему, какими стали за последние годы мы, немцы.
— Немножко знаю. Пусть молодая, но я была в немецком концлагере, а не в каком-нибудь другом. И напрасно вы думаете, что весь наш народ развратили фашисты.