— Ничего не маниловщина, — возразил он Ларисе, посмотрел на нее и зажмурился, как от сильного света. — А вы, Николай Георгиевич, верно подметили: волна встает и разлетается брызгами, за ней встает другая. А в какой-то момент и вековые скалы рушатся.

Стоя в тамбуре двинувшегося вагона, Хлебников крикнул:

— К нам приезжайте, Николай Георгиевич, вам нельзя…

Чего нельзя, Уланов уже не расслышал за нарастающей музыкой вновь заигравшего железного оркестра.

И еще какое-то время над плечом проводника, стоявшего ниже на ступеньке, была видна машущая рука Хлебникова.

3

Поезд, в котором приехала жена Уланова, опоздал минут на сорок; Николай Георгиевич перешел на вторую платформу, куда поезд прибывал. И в последние минуты, когда поток пассажиров, хлынувший из слегка запыленных вагонов, стал редеть, он увидел жену… Хрупенькая женщина в каракулевой короткой шубке мелко перебирала тонкими ножками на очень высоких каблучках, отчаянно силясь поспевать за носильщиком, мчавшим полубегом тележку с ее кожаными, заграничного изготовления чемоданами. Она даже не успевала оборачиваться: встречают ли ее, ждут ли? — эта маленькая, очень немолодая женщина, щурившая близорукие глаза. Ветерок дул ей в лицо, и она клонилась навстречу, прижимая обеими руками к себе большую модную сумку в латунно-золотых пряжках и кольцах.

Она казалась совсем беспомощной и словно бы напуганной в этом обгоняющем ее крикливом, нестройном потоке. И Николая Георгиевича объяло чувство сострадательной близости к ее одинокой беспомощности. Он быстро пошел, потом побежал… Как там ни было, а в скудные годы их молодости, когда они оба начинали — его еще не печатали, ей, только окончившей театральное училище, не давали серьезных ролей, — они были хорошими помощниками друг другу… Сейчас, завидев мужа, она бросилась к нему, как к спасителю, они расцеловались, и она долго не выпускала его руки. Но тут же забеспокоилась, где носильщик с ее вещами, скрывшийся в спешащей толпе. И они погнались за ним.

Успокоилась она только в такси — все ее чемоданы были уложены в багажник — и тотчас заговорила о себе, о съемках, о своей роли, о том, с каким талантливым режиссером пришлось работать…

Нельзя сказать, что Николаю Георгиевичу было неинтересно слушать, к тому же он был почти благодарен ее юной увлеченности. Странным образом эта увлеченность как бы облегчала в какой-то мере его тайно сознаваемую вину перед женой.

— Знаешь, были моменты, когда я чувствовала себя счастливой… как тогда, когда я снималась у Пудовкина… — призналась она, — погоды стояли все время волшебные… И это море!.. Эти большие южные звезды!.. Ну, как ты здесь, один? — спохватилась она. — Бедненький!..