— Степа, милый, без крика, — кротко усмехнулся шеф. — Я тебя не обижу, выслушай меня.

— Я не буду вас слушать.

И вдруг шеф, поддернув на коленях брюки, брякнулся на пол:

— Я ничего не требую от тебя, только будь моим другом, моей отрадой… Я так одинок… Будь моим другом… — Шеф прилаживался обнять Стешу за талию.

— Для того, чтобы быть друзьями… — Стеша отпрянула, — не надо становиться на колени и хватать… Встаньте, а то еще кто-нибудь войдет.

Шеф понял это по-своему, быстро подхватился и повернул ключ в замке:

— Теперь нам никто не будет мешать, мой дорогой, мой любимый…

Он подходил к Стеше пружинистым шагом, на кончике его носа блестела капелька пота. И Стеше вдруг стало смешно. Она громко рассмеялась. Шеф и это понял по-своему. Еще шаг, и он схватил ее в объятья, притронулся вспотелой ладонью к ее грудям и… вдруг отлетел к стене. Уничтоженный, растерянный, стоял и ненавидящими глазами следил за Стешей: сейчас она начнет кричать, эта недотрога. Скандал!

Но Стеша отперла дверь, взяла со стола недопитую бутылку коньяку, сунула ее режиссеру в карман пиджака.

— Всего доброго, шеф.

Шеф легче перенес бы поражение любимой футбольной команды, чем это: «Всего доброго, шеф».

На второй день он поздоровался со Стешей, будто ничего и не случилось, даже старался шутить. А через неделю к Стеше подошел директор картины:

— …Мы очень благодарны, что вы сыграли в нашем фильме. До новых встреч… В бухгалтерии получите расчет.

Стеша без сожаления покидала студию.

Перед самым Стешиным отъездом зазвонил телефон. Говорил шеф:

— Я очень сожалею, что так получилось… Когда ты, Степа, поумнеешь, напиши мне… Ты многое теряешь, девчонка, я вскоре начну снимать новую картину. Хочешь главную роль?

— Я не напишу вам ни одной строчки.

Трубка сопела.

Вошла дежурная по этажу:

— Вам телеграмма.