На дороге сигналил таксист. Давид из машины не выходил.

— Иди, Наталка, тебя ждут.

— И это всё?

— Всё.

— И мы никогда больше не увидимся?

— А зачем? Мы с тобой чужие… Уже чужие…

— Боже, как это страшно! — Она смотрела на Платона, все еще не веря, что это правда. Вспомнила, когда впервые увидела его. Потом лес. Дождь… Он поцеловал ее… И сейчас стоит перед нею — высокий, худой, на висках седина, а на фуфайке вот-вот оторвется пуговица.

Опять длинный сигнал.

— Иди, Наталка. Тебе холодно.

— Я проклинаю себя…

— Зачем эти громкие слова, Наталка?

— Я любила тебя, Платон… Но моя любовь оказалась… такой мизерной. — Горько усмехнулась. — Ты…

Надрывался сигнал.

— Иди, Наталка. — Платон подал чемоданчик.

— Платон, ты… ты… пришей пуговицу, а то оторвется…

— Хорошо.

— Можно тебя поцеловать?

— Ветер срывается… Снег будет…

— Не хочешь?..

К ним подбежал запыхавшийся и злой, как черт, таксист.