В это время Сэйбэй был в саду и осматривал горшки с вьюнком-ипомеей. Гостья, как полагается женщине, на коленях просеменила на веранду, где по летнему времени тяжелые сёдзи были заменены на легкие двери из тростника, и поклонилась Сэйбэю, попросив извинения за то; что долго не приходила. Ребенок стоял рядом, прижавшись к матери, и пристально, с детской серьезностью смотрел на Сэйбэя. Это был славненький, пухлый мальчик, очень похожий на мать.

— Большой-то какой стал!

— Ну-ка, скажи дядюшке «здравствуйте».

И гостья, и хозяин устремили взгляд на ребенка. Сэйбэя поразило, как неотрывно уставился на него этот маленький человечек. Вдруг мальчик, чем-то, видимо, сильно испуганный, уткнулся матери в грудь и задрожал всем телом, громко крича:

— Боюсь! Боюсь!

— Что ты? Что с тобой?! — Мать, должно быть, испугалась еще больше: ей было неудобно перед Сэй-бэем, которому она была обязана. — Как можно, ты даже не поздоровался!

Мальчик снова с опаской поглядел на Сэйбэя, словно желая в чем-то удостовериться, и снова в ужасе спрятал голову у матери на груди.

— Рука… Рука страшная…

— Рука? — Сэйбэй машинально взглянул на свое левое запястье — то самое.

— Да о чем ты? — не на шутку встревожилась гостья, пытаясь унять ревмя ревущего ребенка.

— Эй, дружище, что это тебя так напугало? — улыбнулся Сэйбэй.

Однако это не помогло. Мальчик только пуще прежнего затрясся от плача.

— Синяя рука, синяя рука… — повторял он сквозь рыдания.

И тут Сэйбэй понял, что открылось глазам ребенка. Взрослые этого не видели, а между тем на его запястье висели, вцепившись, пальцы той мертвой женщины. Он во всех жутких подробностях вспомнил ту ночь, когда его впервые схватили эти пальцы. Эта ужасная ледяная рука, отрезанная ниже локтя. И срез — ровный и липкий.

С этого дня все у Сэйбэя пошло как-то не так, вкривь и вкось.

На горячих источниках в местечке Тоносава он теперь сделался едва ли не постоянным обитателем, каких там видели не часто. В это время страну лихорадило. Военные действия шли как раз в тех местах, и даже самые тяжелые больные велели своим сопровождающим везти их прочь с горячих вод. Остался один Сэйбэй да хозяева гостиницы; в дни боев он вместе с ними прятался в горах. Со стороны моста Саммайбаси беспрерывно доносилась ружейная пальба. Бывали и пожары. Когда бои стихали, местечко казалось безжизненным, словно потухший очаг. Охотников ехать на воды в такую пору, конечно, не находилось. Разве что время от времени, заплутавшись, останавливались на ночлег путники, направляющиеся в столицу или из столицы трактом Токайдо. Было тихо и безлюдно, а в мире между тем происходили бурные события: вроде бы шла война между правительственными войсками и сторонниками свергнутого сёгуна. Так что даже и летом, говорили в гостинице, постояльцев не жди. Хозяин гостиницы брал ружье и уходил охотиться на дичь.