— Не надо.

Старый Фольварек, отец Шимека, стоял рядом, молчал, не спуская со снохи взгляда. Все уселись на возы, поехали. Началась свадьба.

Среди ночи Шимек вывел жену в огород. Она громко дышала, оба спотыкались в темноте, слышался ее тихий смех. Шимек шел все быстрей. Они углубились в сад. Возле малинника Шимек сжал ее плечо. Она что-то говорила, Шимек не понимал. Ударил.

Целинка не кричала. После второго удара она упала, ломая колкие мокрые ветви.

Шимек передохнул и продолжал бить. Потом его удивила необычная тишина. Он остановился. Осипшим от усилия голосом окликнул жену.

Нашел спички, в спешке никак не мог чиркнуть. Стоял столбом, глядя, как ветер губит крохотное пламя в его руках. Потом нагнулся и поднял Целинку.

Она могла идти и сама, только не очень быстро. Сама же нарвала ранних листьев и утерла ими лицо.

У колодца они остановились. Из-за угла вылез косматый дождевой месяц и утонул в ведре зачерпнутой Шиме-ком воды. Избу сотрясало веселье. Они сели и стали слушать.

— Пускай другие радуются, коли мы не можем, — серьезно сказала Целинка.

Шимек ответил:

— Думали, меня угробят, чтобы я жить не мог. Угробят, думали.

— Можно в чужие края податься. Люди едут, и ничего.

— Живого человека похоронить, разве ж так делается?

— Везде жить можно.

Он глянул на нее.

— Почему бы и нет? — сказал он. — Почему бы и нет?

— Здесь нам терять нечего.

— Верно.

— Продадим избу, главное, чтоб для начала хватило.

— Верно.