— Поскольку, как вам хорошо известно, тщательный медицинский уход за больной стоит немалых средств, — говорил хозяин балагана, — мы готовы за скромную мзду в двадцать пять центов, которые следует опустить в вазу на столике у постели, предоставить любому из находящихся здесь джентльменов возможность испытать себя в роли прекрасного принца. Итак, занимайте очередь, друзья, и соблюдайте порядок.

Качая головой, Эдвард пробрался к выходу, вернулся в гостиницу и сел у себя в спальне, снедаемый яростью и стыдом. "Почему мне так стыдно? Потому ли, что я не нашел в себе сил воспрепятствовать этому зрелищу? Нет, это было бы нелепо. И все же во всем этом есть что-то… что-то отвратительное. Нет. Может, я хотел сам поцеловать ее! Это было бы низко, подло, гнусно! Тогда почему, во имя всего, что стыдливо, девственно, прелестно и невинно в этом мире, я опять иду на этот омерзительный спектакль?

Зайду всего на минуту. Потом заберу вещи, отправлюсь на вокзал, сяду и буду ждать поезда. Не пройдет и часа, как я поеду домой.

Но что такое мой дом?! — вскричал он почти вслух. — Зачем он мне, если в нем не найдет себе пристанища это существо, — она, и никто другой! А не она сама, так ее образ, мечта о ней, воспоминание, которое я увезу домой на своих губах и буду хранить вечно, если только поцелую ее хотя бы раз. Клянусь Богом, я так и сделаю!" С этими словами он подошел к балагану, откуда выходили довольные зрители. "Вот и хорошо, — подумал Эдвард. — Пока балаган опять не заполнится, они опустят занавес. Может, удастся недолго побыть с ней наедине".

Он отыскал задний вход и протиснулся в узкое отверстие в брезенте. В перерыве между сеансами доктор и сестра закусывали.

— Вход с другой стороны, друг, — сказал доктор. — Здесь только для прессы.

— Послушайте, — сказал Эдвард, — я хочу провести несколько минут наедине с этой девушкой.

— Да? — сказал доктор, не спуская глаз с раскрасневшегося и запинающегося Эдварда.

— Я заплачу, — сказал Эдвард.

— Шпик, из полиции, — процедила сестра.

— Слушай, приятель, — сказал доктор, — постыдился бы вязаться к нам с таким бессовестным предложением.

— Я англичанин! — вскричал Эдвард. — Как я могу служить в американской полиции, сами подумайте?!

Некоторое время сестра изучала Эдварда пристальным, опытным взглядом.

— Ладно, — сказала она наконец.

— Никаких ладно, — сказал доктор.

— Сто долларов, — сказала сестра.

— Сто долларов? — переспросил доктор. — Слушай, сынок, все мы были когда-то молоды. Может, ты и правда из газеты и хочешь встретиться с этой интересной молодой особой без свидетелей. Мы не против. Сто монет, деньги на бочку — и валяй. Времени у тебя… сколько дадим ему, сестра?..